Исаак Башевис-Зингер - Поместье. Книга I

А Азриэл думал о своем. В Маршинове он познакомился с образованным молодым человеком по имени Арон-Ушер Липман. В первый день Швуэс они оба стояли в синагоге у дверей, оба держали в руках молитвенники, но не молились. Долго изучали друг друга. Арон-Ушер был низенький, тщедушный, с большой головой, густыми пейсами, черными внимательными глазами и жидкой бородкой. Азриэл сразу его раскусил по тонкому поясу, начищенным сапогам, застегнутому вороту рубахи, но особенно по взгляду. Он поглядывал в молитвенник искоса, одним глазом, и постоянно смотрел в примечания к трудным словам и оборотам. Вдруг он приблизился к Азриэлу и хитро спросил:

— Зачем Богу на каждый день новые ангелы?

В это время зазвучал «Акдомес» [54] Гимн, который исполняют на Швуэс перед чтением Торы. Написан рабби Майером бар Ицхоком из Вормса (XI в.). . Азриэл засмеялся.

— Старые протухают, наверно…

Разговорились. «Акдомес» еще не закончился, но Арон-Ушер успел все о себе рассказать. Его тесть, реб Бурех из Гостынина, держит галантерейную лавку. У Арона-Ушера трое детей. Тесть его кормит, но он и сам немного зарабатывает. Ездит за товаром в Варшаву, встречается там с просветителями. Хотел бы поехать учиться в Вильно или Кенигсберг, но попробуй с такой женой, как у него. В доме заправляет теща. Он все равно бы поехал, но денег нет на дорогу, да и детей не бросить. Взяв Азриэла за лацкан, Арон-Ушер рассказывал, что ребе давно выжил из ума, реб Шимен — тот еще проходимец, Йойхенен — просто дурачок, слабоумный, а реб Мойшеле — лицемер. И вообще, еврейская жизнь в Польше — полная дикость. Лавочников больше, чем покупателей. Погрязли в болоте, блуждают в темноте. Царь Николай хотел дать евреям землю. Отказались, закон не был принят, а теперь уже поздно. Вместо языка жаргон, одеваются, как азиаты. Всё как во времена царя Гороха. Застряли на одном месте. Сколько можно пребывать во сне?!.

— И что ты предлагаешь? — спросил Азриэл.

— Вылезти из трясины.

— Как?

Тут пришлось прервать разговор, в синагоге начали читать «Шмойне эсре». Но после угощения Азриэл и Арон-Ушер пошли прогуляться по обсаженной дубами дороге, ведущей в помещичью усадьбу. Арон-Ушер оказался семью годами старше Азриэла. Он был начитан, привозил из Гостынина просветительские книги и журналы. Намотав на палец кисть пояса, он подталкивал Азриэла в бок и говорил нараспев, словно читал Талмуд, что евреям плохо даются русский и польский языки, но на немецкий можно перейти без труда. Надо отказаться от устаревших обычаев, снять длиннополые кафтаны, постричь или сбрить бороды. Надо обучать детей ремеслу. Евреи должны обрабатывать землю. Может, основать колонии в Палестине, на Кавказе или еще где-нибудь? Мир идет вперед, а не назад. Даже Иисус Навин смог остановить Солнце лишь на несколько часов… Арон-Ушер подмигнул:

— По Копернику получается, он остановил Землю, а не Солнце…

Перед шабес-нахму Калман послал Геца в Маршинов. Гец привез Иску-Темерл, Иойхенена и служанку по имени Кайла. Калман приготовил для гостей две комнаты. За лето к дому пристроили несколько помещений. Калман поговорил с Мирьям-Либой о Йойхенене, и та сказала, что невестки ребе из нее не получится. Все-таки отец и дочь договорились, что Мирьям-Либа хотя бы посмотрит на жениха. Если он ей понравится, прекрасно, если же нет, никто ее неволить не будет. Калман придумал план, который, наверно, кому-нибудь показался бы глупым, но сам он считал, что план очень даже неплох. И вот Мирьям-Либа стояла у окна и наблюдала из-за занавески, как гости высаживаются из кареты. Калман, Майер-Йоэл, Зелда, Шайндл и служанка Фейгл вышли их встретить. Первой из кареты вылезла Кайла, высокая девица с мужским лицом. Под мышкой она держала узел. За ней появилась Иска-Темерл с молитвенником в одной руке и носовым платком в другой. На ней был черный чепец, черное шелковое платье со шлейфом и шелковая шаль с длинной бахромой. Ее тело, видно, совсем затекло, с помощью Кайлы она еле выбралась из кареты. Иска-Темерл осмотрелась по сторонам и состроила кислую мину. Из кухни доносился запах отбросов, и Иска-Темерл расчихалась. Последним показался Йойхенен, щуплый паренек с длинными пейсами, в подпоясанном кафтане до пят. Усталого личика почти не видно под бархатной шапкой. Он быстро моргал, будто вышел из темноты на яркий свет. Как мать, он тоже держал книгу и носовой платок. Мирьям-Либа не знала, смеяться или плакать.

— Мирьям-Либа, ты где? Мирьям-Либа! — позвала Зелда. Иска-Темерл почему-то сразу вызвала в ней неприязнь. А вот Йойхенен, наоборот, понравился. Странная мысль пришла Зелде в голову: она подумала, что Иска-Темерл когда-нибудь займет ее место…