Исаак Башевис-Зингер - Поместье. Книга I

Клара хотела еще что-то добавить, но махнула рукой и замолчала. С холодным любопытством и насмешкой она смотрела на Люциана. Он побледнел, по спине побежали мурашки, воротник сдавил шею. «Пиявка! — подумал Люциан. — Правду про нее говорят!»

Он поднялся со стула.

— Не спешите, граф, — почти приказала Клара. — У нас еще есть о чем поговорить!

Секунду поколебавшись, он снова опустился на стул. Люциан хотел вытереть пот, заливавший лоб, но не решился вынуть не слишком чистый платок.

— Мой милый граф, — продолжила Клара, — к сожалению, мы должны об этом поговорить, как бы это ни было неприятно для нас обоих. Если врач хочет поставить диагноз, он вынужден расспросить пациента о его болезни.

— Да, вы правы.

— Что это за история с девушкой? Скажу сразу: все, что мы слышали, исходит от наших недоброжелателей и клеветников, врагов моего мужа. И все же что было, то было. Вы понимаете, что я не собираюсь читать вам мораль, я терпимо отношусь к человеческим слабостям. Спрашиваю, потому что уверена: вам нужна помощь. Бывает, сделаешь глупость, а потом не знаешь, как выпутаться.

Люциан скривился, как от зубной боли.

— Не понимаю, как до вас дошли слухи об этом… недоразумении.

— До нас все доходит. Нам прислали из Варшавы вырезку из газеты. Я не хотела показывать ее мужу, но он тоже как-то узнал. У него много друзей, и здесь, и в Варшаве… Везде… Насколько я понимаю, вам больше нужен адвокат, чем врач…

Люциан мотнул головой, словно отгоняя назойливую муху.

— Мадам, я не знаю, что за газету вам прислали. В одной действительно была заметка, но это настолько чудовищная ложь, что у меня просто нет слов. Никогда не думал, что журналисты способны на такую подлость. Раньше, когда я был ребенком, газеты распространяли культуру и гуманизм. С газетами сотрудничали величайшие писатели. А теперешний репортер служит русскому сатрапу и гоняется за сенсациями. Погубить чье-нибудь реноме для них развлечение…

— Да, я знаю, что газета способна испортить репутацию, но не зря говорят: нет дыма без огня. Мы слышали, что вы не вернулись домой, к семье. Виновны вы или нет, вас ищет полиция. Если вы будете скрываться, ничего хорошего не выйдет. Я считаю, что не стоит конфликтовать с властью. Если что-то не в порядке, всегда можно найти хорошего адвоката. Вы и без меня знаете, что русская полиция не откажется от взятки. Они все берут, от десятника до… ну, лучше промолчу. Вопрос только в том, как дать и кому дать. Если большой начальник не берет сам, у него всегда есть адъютант, жена или любовница, которые не откажутся от некоторых благ. (При этом Клара потерла ладонь большим пальцем.) В вашем положении не стоит забиваться в нору, словно вы какой-то мелкий воришка. Знаю, мои слова причиняют вам боль, но когда вскрывают нарыв — это всегда больно, ничего не поделаешь. Мой милый граф, считайте, вам повезло, что вы меня нашли. Вы мне симпатичны. Я всегда была о вас высокого мнения, еще до того как увидела. И таков уж мой характер, я всегда на стороне несчастного. Возможно, вы обесчестили ту девушку, но я уверена: истинная жертва — вы.

— Да, мадам, так и есть.

Люциан закашлялся и прикрыл рот ладонью. У него пересохло во рту.

— Прошу вас, граф, будьте со мной откровенны, как с лучшим другом. Я не предлагаю вам исповедаться передо мной. Хоть я и не мужчина, я знаю мужчин прекрасно. Кто эта девушка? Что толкнуло вас на этот поступок? Это произошло случайно?

— Случайно? Да. Хотя, по правде говоря, не совсем. С вашего позволения, мадам, я расскажу все по порядку. Разумеется, если у вас достаточно времени и терпения, чтобы меня выслушать.

— Найдется и время, и терпение. В конце концов, мы не совсем чужие друг другу. Погодите секунду, вызову горничную. Вы не представляете, граф, сколько мороки с этой прислугой. После освобождения чернь совсем распоясалась. Хотят денег, но совершенно не желают работать. Вечно из-за них неприятности: в поместье, в лесу, в доме. Я звоню, а они прикидываются глухими. Пусть граф меня простит, но они заметают грязь под ковер. Вот она, явилась. Ты что, заснула?

Клара приказала подать пирожные, ликер и водку для себя и для графа, а заодно отчитала девушку за грязный фартук и растрепанные волосы. Та покраснела, словно ей плеснули в лицо борщом, отчего ее голубые глаза и русые волосы стали еще светлее. Люциан начал свой рассказ. Он мямлил, запинался и путал слова, его губы дрожали. Клара смотрела на него то с грустью, то с любопытством, то со скрытой насмешкой. Он — граф, образованный человек, герой восстания, только что вернулся из Парижа; он употребляет иностранные слова и выражения, которых Клара не знает. И при этом он рассуждает, как ребенок или даже как глупый мужик. Он скрывался от русских, работал на мебельной фабрике, жил с какой-то бабой и клялся в верности ее маленькой дочке. Потом сбил с пути Мирьям-Либу и увез ее в Париж, вернулся в Польшу, нашел девочку и повел ее в грязную гостиницу. Клара ничего не понимала. Неужели так бывает? Сколько же ему лет? Уже за тридцать. Она расспросила, как он поссорился с Валленбергом, и Люциан рассказал, что его оскорбил. Казалось, он гордился этим. Люциан намекнул, что ничуть не сожалеет о своих выходках. Клара еле сдерживалась, чтобы не расхохотаться, у нее даже слезы выступили на глазах. Этот человек ни к чему не стремится, ничего не планирует, просто плывет по течению. Он готов на все: убить, стать евреем, потерять титул, сдохнуть в канаве под забором. Но при этом он вхож в высшее общество. В Париже он бывал в гостях у Чарторыйских. Конечно, Клара понимала, что Люциан соврет — недорого возьмет, но она видела, когда он говорит правду, а когда лжет. Главное для него, похоже, выставить себя пламенным патриотом, мучеником и борцом за польскую независимость. Клара перестала слушать его болтовню и начала размышлять о своем. Можно ли его как-нибудь использовать? Она была бы не прочь сблизиться с Валленбергами. Возможно, такой Люциан будет ей полезен. Ей стало скучно, она зевнула.