Владимир Орлов - Бубновый валет

– Твое дело. Но будешь дурак! Ты теперь злишься на все и на всех. Окажись я рядом с тобой, ты бы кинулся на меня со своими кулачищами и стал бы забивать насмерть! Впрочем, я ведь тоже не хил и обучен разным фокусам…

– Нет нужды бросаться на вас. Зачем? – сказал я. – Мне известны пророчества Матроны. В частности, и относительно вас. И достаточно.

– Какой Матроны? – удивился ловец человеков.

– Была такая пророчица. Матрона, – сказал я. – Ее опекали. С ней общался Иосиф Виссарионович. По делу. Вам-то положено было бы о ней знать.

Некоторое время Сергей Александрович молчал. Потом спросил мрачно:

– Ты опять дерзишь, что ли?

– Упаси Боже, – сказал я. – Но мне удивительно, что вы именно теперь-то на меня дуетесь? Мордой прокатили меня по столу. Сами-то, может, за проведенную операцию звездочки две получите. И при этом воспользовались моим именем и моей честью. Может, и генералом со временем полагаете стать, а на меня дуетесь…

Сергей Александрович рассмеялся.

– Ну ладно, Куделин, – сказал он. – Думаю, что нам с тобой еще придется свидеться.

Разговор, естественно, не улучшил мое настроение. Сведения, как и обещано, разбросают. Какими же крючками и веревками добывал Сергей Александрович сотрудничество Бодолина, достойного иметь псевдоним, и куда направлял его усердия? Мне было страшно выходить из своей коморки. Все в мире стали моими недоброжелателями. Все могли презирать меня. Тыкать в меня пальцами:

Он (я) посадил двадцать (или сколько там?) свободомыслящих личностей. Не пожалел даже свою Цыганкову. Мерзость какая!… Погоди, Цыганкову никто не сажал, отчитывал я себя. Но зачем я ляпнул про Матрону, начались новые сокрушения. Мальчишество глупейшее! И сейчас же пришла уверенность в том, что и Ахметьев, вовсе не опасавшийся соседа Чашкина, подозревал во мне подлеца, а потому и наградил меня сведениями, несомненно ценными для таких, как Сергей Александрович, для всей их породы, чтобы потом выяснить, куда подаренные сведения утекут и где выплывут. Я в день беседы такую возможность не исключал, а сейчас отношение ко мне Глеба Аскольдовича, его подозрения и подвохи казались мне совершенно очевидными. Вот только цели подброса мне Ахметьевым фантазий, чуть ли не болезненно бредовых, с пророчествами Матроны и о вожделении стать осознающим себя Призраком-Исполином, так и оставались мне неясными. Но и пытаться разъяснить их заново я не был намерен. И никто ни слова из меня о разговоре с Ахметьевым не вытягивал, а я сам взял и проболтался про Матрону. Да и кому! Мальчишество, сопливое мальчишество! Но как тут можно было допускать мальчишество – в мои годы Михаил Юрьевич уже писал историю Печорина!

Есть я совсем не хотел, меня чуть ли не тошнило, но чтобы побороть свои страхи, чтобы они не унижали меня, я заставил себя отправиться в столовую. Свободное место оказалось за столиком с типографскими, но за спиной моей сидели женщины из нашей Группы Жалоб. Я одолел творог со сметаной, перловый суп и принялся вдавливать в себя печенку с макаронами. Тогда я и услышал: “Миханчишин… Миханчишин… А эта-то, лахудра Цыганкова…” Наши дамы явно не относились к поклонницам лахудры Цыганковой. “О ней-то что тревожиться! – фыркнула одна из дам. – У нее же папа – сам Корабельников. Кто ее посмеет тронуть!” Я отодвинул тарелку с печенкой, глотнул кисель из стакана и ретировался, не перемолвившись ни с кем словом, в свою коморку. Действительно, кто посмеет тронуть дочку самого Корабельникова? Надо взять себя в руки. А то ведь, возвращаясь к себе, готов был сейчас рычать на каждого из повстречавшихся мне. Был бы я волком, у меня шерсть, наверное, стояла бы дыбом. Или мне еще предстояло превратиться в волка?

Принесли полосы, я сидел над ними в одиночестве, успокаиваясь. И когда, часа через полтора или два, снова зазвонил телефон, я не стал подскакивать и хватать трубку.

– Василий…

– Ну я-я… – растягивая звуки, произнес я.

– Это Валерия Борисовна…

– Валерия Борисовна, ваша дочь имела с вами утреннее общение? И рассказала ли она вам о событиях своей жизни? Не о всех. Но хотя бы о некоторых?

– Да. Но…

– Тогда, Валерия Борисовна, нам с вами разговаривать нечего.

– Погоди, Василий, не бросай трубку. Юлию… ее тоже задержали…

– Ее арестовали? – вырвалось у меня. – Когда?

– Да, арестовали. Сегодня в двенадцать, в первом часу. Прямо на улице. А на вашей квартире, на проспекте Мира, все переворошили…

– Ну и что? – спросил я.