Владимир Орлов - Бубновый валет

Доводы Валерия Борисовна привела убедительные. И тут Валерия Борисовна начала выпаливать слова, иногда – громко, иногда – полушепотом, не дожидаясь моих вопросов, недоумений или советов, и речь ее не всегда была связной, случались в ней логические скачки. К тому же выходило порой, что Валерия Борисовна обращалась необязательно ко мне, скорее даже и не ко мне, а к кому-то, в воздух. И кого-то она была намерена отчитать и заклеймить, а кого-то опасалась, тогда и переходила на полушепот. По ее убеждению (“уж я-то знаю этих интриганов!”), вся эта история, все это дело направлено прежде всего против Ивана Григорьевича (позже это подтвердилось лишь частично). Если нынешняя его миссия выйдет удачной, в продвижениях Ивана Григорьевича наверх сейчас же заработает эскалатор или фуникулер, а это многим мерзавцам и завистникам ни к чему. Вот тут-то историйка с листовками на Лубянке и причастность к ним, пусть и отдаленная, пусть косвенная, дочери Корабельникова свалилась на них чуть ли не подарком. Конечно, ей, Валерии Борисовне, следовало бы сейчас бежать с челобитными к Столпам, какие к академику Корабельникову относятся без зависти (им-то это зачем?), а спокойно и разумно. Прежде всего к Юрию Владимировичу Андропову, тот вообще, говорят, умница и даже пишет стихи. С Иваном Григорьевичем они не раз сталкивались по каким-то международным рабочим делам. Но Юрия Владимировича в Москве нет, где он и когда вернется, Валерии Борисовне узнать не удалось. Еще более верным был бы ее поход к Михаилу Андреевичу Суслову. Тот, хоть и укоряет Ивана Григорьевича в либеральном отношении ко всяким там бякам из Варшавы и Праги, то есть к ревизионистам и оппортунистам, все же ценит его за некоторые теоретические труды. Но Суслов плохо относится к женщинам, особенно к женам начальственных особ, и попасть к нему на прием нет никакой возможности. И телефоном к нему не пробьешься. Не соединят. В отсутствие Юрия Владимировича в его ведомстве дело с листовками, Анкудиной и Юлией находится под присмотром первого зама генерал-полковника Бориса Прокоповича Горбунцова. (Придется совершить отступление. Фамилию употребляю здесь условную, потому как и тогда не знал и теперь не знаю подлинную фамилию генерала. Под одной фамилией он партизанил в войну, под другой – служил на партийной работе в Харькове, может, он был и не Горбунцов вовсе, а, скажем, Гордецов, или Непомнящий, или Морковенко, не важно. Имел он и литературные псевдонимы. Они в разных вариантах появлялись в титрах кинофильмов (соавтор сценария либо консультант) и на обложках документальных повестей о разведчиках и партизанах. Вроде бы он был Героем Советского Союза. Уже при мне после десятилетки (добывать стаж) пришла в редакцию светленькая и тихонькая девочка Люся Сусекина. Стала она разборщицей писем, мы с ней, люди одного ранга – технические работники, имели несколько случаев уважительного общения. Но однажды кто-то из начальников проболтался о том, что Люся Сусекина – любимая дочь легендарного генерала Горбунцова. Люся тут же исчезла, где и под какой фамилией она продолжала добывание стажа, мне неизвестно. Но возвращаю себя к словам Валерии Борисовны.) Так вот, продолжила Валерия Борисовна, этот Горбунцов и хозяин сейчас над судьбой Юлии. Говорят, он не дурак, у него жена красавица, в число недоброжелателей Ивана Григорьевича он вроде бы не входит. У нее, Валерии Борисовны, есть телефон генерала, понятно, вертушки, правительственной связи, она достала клочок мягкой бумаги с номером генерала и трижды произнесла его, как бы пропела, будто бы наслаждаясь благозвучием собранных в нем цифр. И замолчала.

– Валерия Борисовна, – не выдержал я, – состояние ваше я могу понять. Но зачем я вам? Вы сказали: некому выговориться. Может быть, может быть. Мне это знакомо. Но что-то тут не так… Я в последние дни стал человеком мнительным, болезненно, возможно из-за собственного эгоцентризма, реагирующим на всякие мелочи. И потому теперь могу предположить худшее. Вы, полагаю, разделяете мнение дочери обо мне, о своеобразном моем участии в ее судьбе, это ладно. А предположение худшее состоит для меня в том, что вы в своих сегодняшних надеждах отчаяния видите во мне какого-то отличника из числа злодеев вашей дочери, способного в силу особенных заслуг в этом деле пойти куда-то и просить об облегчении участи Юлии Цыганковой. Вы пребываете в заблуждении.

– Васенька! Да упаси Боже! – воскликнула Валерия Борисовна. – Я именно желала тебе выговориться. Кому же еще-то? Вика – в Лондоне. Кроме тебя, здесь никого и нет…