С наступлением сумерек предсказание военного советника Ян Суна стало сбываться: из рощи к западу от города показалась первая волна разбитых солдат, которые в панике бежали врассыпную, побросав оружие и доспехи. В это время большой царский кортеж в смятении покидал поместье Северо-западного гуна. За нами следовал кортеж хозяина поместья, и из его расписного экипажа доносились панические вопли наложниц. Сам Даюй восседал на рыжей кобыле с черной гривой и хвостом и яростно рычал на слуг: «Грузите на повозку мои чаны с вином!» Растерянные слуги метались от страха, и он стал лупить их плетью. «Быстро возвращайтесь и погрузите мои чаны с вином!» «Вот уж не зря говорят, что Северо-Западный гун Даюй до женщин и выпивки сам не свой», — подумал я.
На пшеничном поле вдоль дороги то и дело попадались брошенные тела проливавших свою кровь в бою солдат. Они умирали в пути от ран, и офицеры и солдаты обоза с ранеными сбрасывали только что испустивших дух воинов, где и когда придется, чтобы было легче лошадям. Трупы беспорядочно валялись в покрытых снегом полях, как колоды, и вокруг разносился густой запах крови, глядя на них, я вспомнил про наложниц и служанок, похороненных в Царских Могилах у горы Тунчишань; тем сравнительно повезло, они лежали в красных гробах. Проезжая мимо в царском экипаже, я насчитал тридцать семь трупов. Дойдя до тридцать восьмого, я испуганно вскрикнул, заметив, что мертвец пытается ползти по смешанному с грязью снегу. Он с усилием поднял руку, словно хотел что-то крикнуть. Но я так ничего и не услышал. Вместо лица у него была кровавая маска, а багряные полоски иссеченного одеяния трепетали на ветру. Другой рукой он держался за распоротый живот, и я, в конце концов, сообразил, что это он придерживает фиолетово-красные кишки, человеческие кишки, перерезанные острым, как бритва, мечом.
«Меня сейчас стошнит», — выдавил из себя я, зажимая рот пальцами. «Давайте сюда, государь», — подставил руки Яньлан. Пока я сотрясался в рвотных конвульсиях над сложенными лодочкой ладонями Яньлана, послышались приглушенные всхлипывания из-под шлема, который закрывал лицо сидевшего по другую сторону от меня стражника. «Чего это ты расплакался?» — удивился я. Глотая слезы, тот указал на умирающего офицера с рассеченным животом: «Государь, этот человек — ваш военный советник Ян Сун. Прошу ваше величество явить к нему милость и взять с собой во дворец». Еще раз глянув в окошко на раненого, я понял, что это действительно мой военный советник Ян Сун, который самочинно отправился на помощь защитникам Перевала Феникса. Теперь он уже стоял, раскачиваясь из стороны в сторону, внутренности свисали у него между пальцами, а белый снег под сапогами превратился в кровавое месиво. Глаза Ян Суна, еле различимые из-за запекшейся на лице крови, смотрели скорбно, печально и безнадежно. Губы беззвучно двигались, но было не разобрать, то ли он пытается крикнуть, то ли стонет. Не помню, какие чувства владели мной в тот момент — изумление или ужас, но я отшатнулся от окна, громко отдав стражнику короткую и ничем не объяснимую команду:
— Убей его!
Стражник задрожал, лицо его побелело, и он уставился на меня непонимающим взглядом. «Убей его!» — повторил я, похлопав по колчану у него за спиной. Стражник долго возился, устанавливая лук в окошке экипажа, но так и не выстрелил. «Стреляй же! — потребовал я. — Только попробуй не выполнить приказ, будешь убит вместе с ним». Повернувшись ко мне, стражник проговорил прерывающимся голосом: «Карету качает, боюсь, не попаду». Я выхватил у него лук и стрелы. «Ни на что вы все не годитесь! Смотри, как стреляю я!» Упершись на окно, я выпустил по умирающему три стрелы, одна из которых поразила его прямо в грудь. Когда Ян Сун рухнул на покрытую снегом землю, спереди и сзади раздался хор испуганных восклицаний. Похоже, все в кортеже уже поняли, что этот обливающийся черной кровью человек — Ян Сун, и молча ждали моего решения. Ясное дело, выпущенные мной стрелы заставили одних задрожать от страха, а для других, несомненно, стали радостным облегчением.
— Убит, — бросил я Яньлану, который смотрел на меня во все глаза, разинув рот, и отложил лук. — Ян Сун самовольно отлучился и уже за это заслуживал смерти. К тому же, как военачальник он потерпел поражение, а таких нельзя не казнить.
— Государь превосходный стрелок, — тихо поддакнул Яньлан. На его личике смешались смятение, страх и раболепие. Он так и держал лодочкой ладони, полные моей рвоты. Я слышал, как он повторил мои слова. — «Как военачальник, он потерпел поражение, а таких нельзя не казнить».
Читать дальше