Дима Федоров - Отдыхай с Гусом Хиддинком - четыре анекдотичные футболяшки

– Чего, чего?

– Не было установлено авторство.

– А ты, значит, установил?

– Сейчас все расскажу. Союзники начали бомбить немецкие города. Просто так, чтобы отомстить. И вот, чтобы искусство не погибло, в конце Второй мировой картину вывезли вместе с сотнями других и спрятали в замке неподалеку от Берлина. Наши, когда оккупировали Германию, заняли замок, но только перед самым уходом обнаружили замурованный лаз в подвал. Думали, клад. А там картины. Но тоже неплохо – разобрали на сувениры. В этой саперной бригаде был и мой дедушка.

– Хороший сувенир прихватил дедушка. – Мономах одобрил мародерство. – Умел выбрать!

– Дедушка опоздал – он рыбачил, когда обнаружили подвал. Ему просто ничего другого не досталось. Выбор был небогат. Картины с обнаженной натурой уже все утащили. До того, как он прибежал в подвал.

– А там много было голых баб? – оживился Мономах.

– Да. Хватало.

– То есть картина без документов?

– Какие документы? – не смог сдержать улыбки Ундалов.

– А чем докажешь, что у тебя Босх? Раз документов нет.

– Все просто. В Мюнхене выставляется «Страшный суд», который не является полноценной картиной. Это фрагмент – так считают искусствоведы. И правильно считают. На той картине, что хранится у меня, есть несколько деталей, которые имеются и на мюнхенской – в левом верхнем углу. Там император, папа римский и кардинал с отчаянием смотрят вверх. У меня на картине они тоже присутствуют. Один в один. Они смотрят на праведников, которых неизвестный святой уносит в райские блаженства к Иисусу.

– Подожди, подожди… Как это так, они и у тебя, и в Мюнхене? Как так могло получиться?

– Все просто – объясняю. Босх написал картину. Кстати, не на холсте, а на доске – на дубе. С нее в середине шестнадцатого века сделали копию. Вы можете провести экспертизу и установить ее принадлежность к этому периоду. Копию делал не маляр, а настоящий мастер. Либо кто-то из ближайших учеников, либо кто-то из семейства Брейгелей, что делает ее не менее ценной. Во всяком случае, в каталоге кунстхалле, составленном после Первой мировой войны, она приписывается именно артели Брейгеля. Соотнести ее с картиной, хранившейся в замке Нюрн–берга, никто не удосужился – возможно, из-за элементарного незнания о ее существовании. В общем, была картина Босха и был список с нее. Большая часть творения Босха, очевидно, пострадала и ее распилили, оставив правую нижнюю часть. Не исключено, что копия как раз и делалась из-за невозможности использовать картину. Но и копии тоже не повезло. Правда, погибла другая часть. На данный момент отсутствуют левый нижний и верхний правый сегменты.

– И какого размера твоя доска?

– Метр на восемьдесят.

– Маленькая. Перевозить удобно. И сколько ты за нее хочешь?

– Пять миллионов.

– Пять миллионов долларов?!! Ты хочешь мне впарить копию за пять миллионов баксов?!

– Нет, – спокойно возразил Ундалов. – За пять миллионов евро. Более того, сразу скажу, что ее рыночная стоимость значительно выше – она бесценна, потому что такие вещи невозможно купить в принципе. Но я опасаюсь, что у меня картину могут реквизировать при попытке продать ее через аукцион. А у вас никаких проблем с ней не возникнет. Равно как и у Хиддинка. Вас никто не тронет. Поэтому я здесь.

Окончательно выплеснуться благородному гневу Мономаха помешал звонок мобилы. Вован удивленно посмотрел на номер, высветившийся на дисплее.

– Из-за границы. Странно. Кто-то из девочек с отдыха звонит, наверное… Да… Я… Здравствуйте… Кто? Какой Шмуил?.. А откуда у вас мой личный номер?.. Так, хорошо… И что вы можете?.. Сделать результат?.. Так… Так… Отлично… Но вчера после матча за это дело брался Роман. Я-то готов – просто некрасиво получится, если и он, и я… Да, ему звоните… Я все понимаю… Конечно… Да, согласен… Да, согласен, так будет лучше… Всего хорошего, успехов… Нет… Нет… До свидания!.. Нет, не нужен… Не-е-е-ет… Спасибо… Пока!

Мономах нажал на отбой, хотя из трубки еще доносился мурлыкающий голос.

– Сегодня все вокруг футбола. Какой-то жид предлагает матч у Израиля купить. Посредник. Я его к Ромке отправил.

– Неужели и такие матчи продаются? – удивился Ундалов.

– Ты же картины продаешь.

– Картина – другое.

– Да нет, все одно и то же. Израилю-то уже ничего не нужно – они на Евро по-любому не попадают. Сдадут, как миленькие. Так о чем мы там говорили?

– Мы говорили о том, почему картина стоит пять миллионов евро.