Тацудзо Исикава - Свое лицо

Весь план принадлежал только мне, и я сам хотел выполнить его от начала и до конца. О его существовании никто не подозревал, ни один из ста миллионов японцев. Отныне все они, как и полиция, становились моими противниками. Я был совершенно одинок, и мне нравилось мое одиночество. В наше время люди слишком много знают друг о друге. Чужие проникают в самые тайники твоей души, им известно то, что ты еще не сделал, а только намерен сделать. Кругом только и слышишь: «Говорят, ты сразу после Нового года собираешься в Америку?» или «Это ты только говоришь, а на самом деле любишь ее». Люди слишком близко соприкасаются друг с другом, даже не пытаясь задуматься над различием своих характеров. Личные тайны перестают существовать. Внешне остаешься самим собой, в то время как внутри тебя хозяйничают другие. Ты не можешь уберечь от посягательств постороннего собственную душу.

Мое преступление изолирует их от меня. Я воздвигну духовный барьер, абсолютно для них непроницаемый. Это будет тайна, которую мне предстоит хранить до конца жизни.

Да, но никому не известная тайна – это все равно что несуществующая тайна. Значит, если в Японии никто не узнает о моем преступлении, я не буду и преступником. В воскресенье утром я, как всегда, пошел в церковь. Мари Томсон была уже там и, как мне показалось, искала меня. Ее японское имя Марико. Она родилась в Японии от смешанного брака. Тридцать два года. На год старше меня. Незамужняя. По-моему, в религии она ищет утешения от одиночества. Что касается меня, то я неверующий. В церковь хожу с единственной целью – встретить интересных женщин. С Мари я сошелся полгода назад. Она мечтает стать моей женой, а у меля нет никакого делания. Почему? Потому, что она слишком строгая, а строгость, подобно колючей проволоке, отпугивает. Поэтому при встречах с ней мне приходится прикидываться серьезным. В итоге я обманываю всех: церковь, бога и эту женщину. Но пока Мари ни о чем не догадывается, я для нее обыкновенный, никчемный лжехристианин, и только.

Она хорошо говорит по-английски и работает телефонисткой на международных линиях. Живет Мари в бедной квартирке из одной комнаты в шесть татами. По выходе из церкви я направляюсь в магазин, покупаю черный чай, [1]печенье и иду к ней. Так уж получается, что наши любовные дела происходят сразу после окончания богослужения. Это обстоятельство явно беспокоит ее.

– А что в этом плохого? Все этим занимаются. Самая обыкновенная вещь, – утешаю я, прикидываясь простачком.

– Да, конечно, но все же мы до сих пор не женаты, – говорит Мари. – Поэтому…

– Но мы договорились, что поженимся, разве это не одно и то же?

– Я не совсем уверена. Нет, вы правда собираетесь на мне жениться? Я до сих пор не могу понять ваших истинных намерений. Вы как-то говорили, что вас не устраивает женщина, у которой есть ребенок.

– Меня не устраивает кормить чужого ребенка. Но у твоего есть приемные родители, и, кажется, вопрос решен.

У Мари черные волосы и голубые глаза, черты лица японские. Кожа очень белая, с веснушками и кажется жестковатой – словом, несколько отпугивающая своей необычностью кожа иностранки.

В двадцать четыре года Мари родила ребенка от американца. Любовник бросил ее, и ей пришлось отдать своего младенца на три четверти смешанной крови какой-то американской супружеской паре. Сейчас они, кажется, уехали в Осаку. Вот откуда у Мари такое недоверие к мужчинам. Фотография малыша, сделанная несколько лет назад, когда ему было всего сто дней от роду, до сих пор висит на стене, вставленная в рамку. Рядом фотография самой Мари, сделанная в молодые годы. Улыбка на лице Мари выдает ее чувственность. Душевная строгость явно не мирится с ее буйной плотью, они дисгармонируют друг с другом, порождая двойственность ее характера.

Я успел открыть ее тайну. Стоило хотя бы немного преодолеть этот барьер внешней невозмутимости, как за ним обнаруживалась живая, чувственная плоть. Овладевшему тайной открывался путь к наслаждению. В жилах Мари текла горячая кровь, видимо доставшаяся ей в наследство от матери-американки. То было ненасытное тело женщины, жаждавшей материнства. Казалось, что строгость, присущая ее натуре, сама не знает, как справиться ей с этим пылким телом.

Мари наливает чай, берет печенье и, стыдливо потупившись, говорит:

– Нет, так не может долго продолжаться.

Очередное напоминание о браке.

– Я понимаю тебя. Подожди немного, скоро будет готов мой перевод. Когда выйдет книга, я думаю заработать на ней около полумиллиона иен. Можно будет снять особнячок тысяч за сорок. А пока это невозможно.

Читать дальше