Гонсало Бальестер - Дон Хуан

Во дворец святой инквизиции они проникли через маленькую потайную дверцу и, миновав две крытые галереи и два коридора, натолкнулись на ожидавшего их монаха-доминиканца. Потом спустились по мрачным лестницам и попали в подземелье, которое, судя по сырости, располагалось под дном реки. В полутемной зале заседал священный трибунал, члены коего в черном облачении сидели за столом.

— Подойдите ближе, падре Вельчек, — произнес кто-то на латыни. — Подойдите ближе и присядьте. Мы нуждаемся в вашей помощи и просим об услуге.

Один из инквизиторов встал и указал куда-то в угол.

— Взгляните на этого фламандца, он недавно прибыл в Саламанку, и мы подозреваем, что явился он распространять лютеранские сочинения и что сам он тоже еретик. Но он изъясняется на каком-то дьявольском наречии… Вот мы и подумали, что коль скоро ваше преподобие немец…

— Я никого не вижу, — сказал Вельчек, желая досадить инквизиторам, хоть сразу разглядел не только лежащего в углу фламандца, но и затаившегося у того внутри беса.

Взявши светильник, Вельчек подошел к пленнику и пнул его ногой.

— Кто ты такой и что тебя привело сюда? — спросил он по-фламандски.

— Я — Надоеда. Явился переговорить с тобой…

— И лучшего способа найти не сумел…

— Никогда не думал, что монахи бывают такими лютыми… Пособи, будь другом, может, они отступятся. Назавтра мне нужно воротить тело в целости и сохранности, а эти вон как его изметелили.

Вельчек доложил замершим в ожидании инквизиторам:

— Это фламандский купец, его зовут Рёйсбрук.

Потом снова заговорил с фламандцем:

— Слушай, Надоеда, давай-ка притворимся, будто ведем беседу, времени это много не займет, а потом они тебя небось отпустят.

Фламандец слегка приподнялся. Раздался стон.

— Что желают знать святые отцы?

— Не еретик ли ты.

— Для них, видать, еретик, я исповедую кальвинизм.

— Это как же? — спросил опешив Черный Боб.

— Да, несколько лет я провел в теле одного французского гугенота, и он обратил меня в свою веру.

— Шутить изволишь? Мы, бесы, исстари были католиками.

— Так то раньше. Но потом Лютер объяснил поразительные вещи. Хотя лютеранство, конечно, не по нам — чересчур уж сентиментально. Но вот логика Кальвина безупречна! Никому из наших с ним не потягаться. Эх, а как он рассуждает о Дьяволе!

Черный Боб взглянул на него с презрением.

— Ты бы послушал падре Тельеса. Вот у кого логика так логика!

— Католицизм устарел, — со вздохом обронил Надоеда. — С точки зрения нашего дела от новых ересей проку больше!

— Случись в аду инквизиция, я бы на тебя непременно донес!

И падре Вельчек повернулся к инквизиторам.

— Преподобные отцы, я обнаружил в этом человеке изрядное знание катехизиса. Полагаю, это верный раб Господень. Он — францисканец-терсиарий.

Инквизиторы посовещались.

— Мы благодарим вас, падре Вельчек. Ступайте с Богом.

Черный Боб заспешил было к двери, но, услыхав позади голос Надоеды, приостановился.

— Ты что, вздумал бросить меня тут?

Черный Боб взглянул на несчастного.

— Монахи подлечат тебя. Наверно, завтра и выпустят. Ты знаешь, где меня отыскать.

— Нет, на это я не согласен, нет у меня больше терпения!

— И что ты намерен делать?

— Умереть.

Купец громко застонал и затих. К нему подбежали монахи, и кто-то изрек:

— Он мертв.

Все чинно перекрестились. А один из инквизиторов, опустившись на колени, принялся читать молитву за упокой души новопреставленного раба Божиего.

Вельчек успел уж добраться до выхода, когда его нагнал дух Надоеды, иль, верней сказать, сам Надоеда, каковой духом-то на самом деле и был. А явился он зловещим дуновением — ледяным порывом ветра, который бьет в затылок и от которого начинают дрожать поджилки.

— Подожди, давай прежде выйдем, — бросил ему Вельчек по-немецки. Потом августинец выбрался на улицу и больше не проронил ни слова, пока не оказался на порядочном расстоянии от дворца инквизиции. Спеша найти укромное местечко для беседы с бесом-посланцем, направился он к мрачной башне монастыря иезуитов, которая в эту пору заслоняла собой лунный свет.

— Теперь говори, что там приключилось, зачем ты тут?

— Мне велено сообщить, что тебе дается новое поручение.

— Все у них там шиворот-навыворот! Тут падре Тельес помрет со дня на день…

— Да в преисподней о нем уж не тревожатся, с ним вроде и без того ясно. А для тебя подвернулась настоящая работенка.