Виль Липатов - Повесть без начала, сюжета и конца...

– Да разве в деньгах счастье, Вероника? Валерка вам ничего не даст – он скучный и неинтересный человек.

Нина Александровна не успела закончить последнюю фразу, как на лице Вероники появилось по-девчоночьи лукавое выражение, а глаза сделались фальшиво-глуповатыми.

– Ка-а-а-а-кая хитрень-кая! – протянула Вероника.– А ваш-то Сергей Вадимович-то, он, что ли, умнее вас? От него только и слыхать, что кубометры да кубометры. А получает он небось не триста, а все четыреста… Ой, Нина Алекса-а-ан-дровна, я ведь точненько опаздываю!…

И убежала, а Нина Александровна осторожно присела на табуретку, все еще теплую от необъятного Вероникиного зада… Конечно, в Таежном не одна Вероника поддерживала сплетню о том, что Нина Александровна Савицкая не захотела жить с первым мужем потому, что он, рядовой врач, мало зарабатывал и был в десять раз глупее и несамостоятельнее (поселковое словечко!) жены, но она еще ни от кого не слышала, что Сергей Вадимович тоже скучный и неумный.

Нина Александровна довольно долго сидела на высокой табуретке, думая, вспоминая, сравнивая, и, наверное, поэтому решила больше не откладывать в долгий ящик дело, которое она задумала еще в тот день, когда расправилась с физкультурником Мышицей. С юмором называя задуманное «следственным экспериментом», она решила провести его сейчас же, немедленно, так как обстановка для «следственного эксперимента» складывалась благоприятно: Борька смотрел в десятый раз кинофильм «Белое солнце пустыни», Сергей Вадимович сидел на заседании партийного бюро, а у нее самой образовался сравнительно свободный вечер, как всегда бывало перед четвергом.

Пахло в кухне жареной картошкой с салом – любимая еда Сергея Вадимовича,– единственное окно казалось синим до черноты, слышались по-зимнему легкие и одновременно усталые шаги прохожих, возвращающихся с работы. Тишина была такая, что даже сквозь двойные рамы слышался гул далекой электростанции, морозный треск льда на реке, и Нина Александровна вороватым движением включила транзистор домработницы, что делала всегда, когда Вероника отсутствовала, а Нине Александровне приходилось вести домашнее хозяйство – готовить, мыть посуду и гладить мужнины рубашки, что регулярно происходило по средам, субботам и воскресеньям. Нина Александровна как-то рассказывала литераторше Люции Стефановне о том, что музыкальное и политическое образование она частично получает на кухне с помощью транзистора Вероники. Сейчас настроенный на «Маяк» транзистор запел такое:

Невыглаженная рубашка и нестиранное белье Сергея Вадимовича лежали в специальных ящиках, устроенных под кухонным столом, смастерил их бесплатно столяр – очередной поклонник Вероники. Оказалось, что домработница, в сущности, трудилась отлично: грязного белья было мало, однако невыглаженная рубашка и пара нестираных носков Сергея Вадимовича все-таки нашлись. Стараясь не вспоминать надрывные слова Люции Стефановны: «О, если бы ты знала, как иногда хочется выстирать мужские носки!» – Нина Александровна вынула из другого ящика небольшой таз, стиральный порошок и, держа носки мужа на отлете – в почти вытянутой руке,– тщательно прислушивалась к собственным переживаниям: что происходит с ней, когда она собирается стирать не просто носки, а носки мужа и, надо думать, любимого человека? «Дура!» – обругала она себя и. бросив носки в таз, залив их теплой водой, начала делать неторопливые, рациональные и обдуманные движения. Нина Александровна знала, что делать быстро – это медленно совершать непрерывные действия. Стирка белья для нее, недавней бедной студентки, а потом начинающей преподавательницы, была привычным, изученным, хотя и малоприятным делом, и через несколько минут синтетические носки Сергея Вадимовича висели на бельевой веревке.

Нина Александровна вдруг забавно выпятила нижнюю губу… Ба-а-а-тюшки мои, люди добрые, научите, что делать с выстиранными мужниными носками? Если оставить их висящими на веревке, часа через три в «большую» комнату ввалится Вероника, подбоченившись, поставит вопрос ребром: «Вам что, Нина Александровна, не нравится, как я стираю? Не нравится! Да! Так у Зиминых я буду жить в отдельной комнате!» Если же носки выбросить на помойку, то не позже чем через три дня Вероника поднимет страшную панику: «Это-о-о легче всего-о-о-о подумать, что я во-о-о-о-рую ваши носки! Вы в чем угодно меня можете обвинить, но я это дело так не оставлю! У меня милиция вся-я-я-я знакомая… Не одни вы честные люди!» А?!