Денис Гуцко - Апсны абукет

— К нему приехала мать?

— Да. Ей позвонил его сослуживец, и она приехала. Это ее младший сын. Старшего уже убили.

В подъезде резко, в голос, вспыхивает стихшая было ссора. И вот уже стреляют. Очереди, выросшие по пути, как обвалы, рушатся, кажется, отовсюду. Еле слышные за стрельбой, носятся обрывки ругани. Автомат захлебнулся, и сразу, с полуслова, стали слышны чьи-то увещевания — почему-то по-русски, но с акцентом.

— Перестань! Нас убьет рикошетом! Перестань! Пошли отсюда.

Еще одна очередь. Кажется, в упор по двери — и стихает окончательно.

В темноте не видно лица жены.

— Ничего, ничего, успокойся.

Она успокоится, конечно. Ей надо поплакать. К тому же мы постоянно повторяем друг другу, что во всем надо искать плюсы… зато грабители обходят наш дом стороной… вон даже квартира Инарбы стоит целехонька.

— Все… уже тихо, слышишь?

Она плачет. И как это у нее получается — без всхлипов, без прыгающего голоса…

— Коля, я не могу в это поверить… что чеченцы в Гаграх расстреляли, а потом сожгли пять тысяч грузин… Это же очень-очень много человек… Это же так много…

— Это ведь слухи. Чеченцы сами могли их распустить.

— Зачем?

— Запугать, понимаешь.

Она долго молчит, уже без слез. Я начал было думать о чем-то другом, но она прерывает мои мысли.

— Коля, — зовет она, — а если это правда?

А внизу снова затевается возня. Старые кровати.

Гул. Утробный, угрюмый. Вырастает неспешно, но неотвратимо. Сначала ползет, стелется — но, окрепнув и созрев, уже наваливается, давит. Стены подрагивают.

Уже можно понять: два мощных двигателя… тягачи или грузовики. Медленно двигаются вверх по улице, к западной окраине. Фары выключены. Потом дрожь в стенах смолкает, двигатели удаляются.

Вязкое время, еще один кусок ночи. Час или два… или три. Длинная ночь. Новые гости у Мананы с подружками.

Тишину сжирает чудовище.

Оно разрывает ее на клочки, оно рыгает. Ракеты одна за одной летят, хлеща хвостами. Это где-то в стороне стадиона, за рынком. Ракеты летят в сторону верхней дороги, туда, где мост через Гумисту. Это не «Град», это что-то гораздо мощнее. На несколько секунд мрак и глухота — и еще залп.

Противоположный, занятый абхазами берег Гумисты полыхает. Дикая кутерьма огня, дым. Отсветы дотанцовывают до наших стен и заставляют стены струиться… плыть…

Потом снова гудят тягачи. Так же угрюмо, как бы бормоча что-то злое. Они уходят в восточную часть города, где будут недосягаемы.

— Значит, будет теперь обстрел? — шепчет она.

— Нет, не будет… не сегодня. Завтра, наверное.

Кто-то смеется. Кто-то икает. Кто-то передергивает затвор.

Утром, встречаясь с соседями, здороваешься — по-русски, естественно… Ночью прилетает русский штурмовик… А утром, встречаясь с соседями, здороваешься — по-русски и думаешь — прилетит ли этой ночью русский штурмовик. Днем по русскому телевидению выступит Паша Мерседес и, размазав улыбчивое лицо по экрану, расскажет, что ни один самолет…

В качестве гуманитарной помощи Турция прислала несколько тонн макарон. Их на грузовиках перевезли в один из магазинов и стали продавать. Причем за несколько часов этой гуманитарной распродажи цена менялась трижды.

Мы с Лидой отстояли в очереди восемь часов. Собственно, больше это походило на штурм. Узкая дверь магазина, перегороженная столом, и за ним — две хмурые тетки. Толпа беспрерывно галдит, тычет зажатыми в кулаки деньгами, зовет то одну, то другую продавщицу по имени, повизгивает. Продавщицы, не торопясь, высматривают в толпе родственников, знакомых, соседей, берут у них через головы впереди стоящих деньги, так же через головы подают ящики макарон. Время от времени подходят солдаты и, стреляя вверх, чтобы осадить толпу, наводят порядок. Солдаты тоже берут макароны и уходят. Чем меньше остается ящиков, тем безумней давка, тем чаще подходят солдаты. Придвинувшись вплотную к столу-прилавку, мы с Лидой стоим уже около получаса. Всунуть деньги в руки продавщиц не так-то просто. Они все время норовят взять у кого-нибудь сзади, сбоку — у того, кто зовет их по-грузински. И все-таки — ура! — мы тащим два ящика и еще пять пакетов!

Володя Воскобойник — с ним мы работали вместе в СФТИ — отстоял многочасовую очередь за хлебом. Хлеб выпекали прежде всего для армии, а излишки работники хлебозавода выносили прямо к решетке. Солдат охранял — скорее сказать, контролировал — это прибыльное предприятие. Ждать приходилось подолгу: когда вынесут, тогда и вынесут… Володя дождался, подошла его очередь.