— Ладно, пойду в магазин сгоняю. — Толик шагнул на тротуар.
«Давай, а я к своим пойду», — будто бы сказал Митя и тоже спустился по ступенькам. Дальше продолжать игру не стоило. Хватит.
Началось, как водится, случайно. Давно, еще до того, как в его жизнь вернулась Люська. Митя в очередной раз поменял квартиру. Новая хозяйка оказалась старушкой бдительной, полной нешуточных принципов. Принципы сидели в ней прочно, как стальные прутья в железобетоне. Хозяйка нагрянула в первый же вечер и застала Маринкино платье развешенным на веревке в ванной. (Опрокинул чай на сумку, в которой хранил ее вещи.)
— Чье? — вскинула хозяйка синие рисованные брови.
И Митя от неожиданности ответил первое, что пришло на ум, — правду:
— Жены.
Сложив руки на животе, как на трибуне, старушка посмотрела на Митю долгим давящим взглядом.
— А вроде ж говорил, что ты один. Я ж спрашивала. Ты сказал: один, не женатый. Я еще не хотела сдавать.
— Да женатый, женатый.
— А врал зачем? — коротко раскинула она руками и снова уложила их на живот.
— А врал? Поссорились. Разводиться думали.
— Передумали?
— Передумали.
Прошла в комнату, огляделась. Не найдя больше следов, снова обернулась к нему.
— Паспорт покажи.
Все-таки было в ней что-то из тридцать седьмого. Гремя огнем, сверкая блеском стали. И он показал ей паспорт.
— Ешкин кот! И дите есть! Как же вы тут разместитесь-то? Я б и не сдала, если б знала.
— Он не здесь? Сын за границей. Учится там, учится за границей. Мы вдвоем с женой.
— Надо же!
Исследовав страницу за страницей, старушка сделалась приятной, как букет ландышей.
— Марина, значит. И где ж она?
— А-а? на работе. Она в университете на кафедре работает. У них а-а? аврал. Отчет сдают.
Она ушла тогда задумчивая, кокетливо качнув в дверях пухлым пальцем.
— Но врать все ж таки негоже. Нагородил черт-те что. — И фыркнула, уже повернувшись спиной: — Чудной. Разводиться, мол, думали.
А Митя разодрал и швырнул в мусорное ведро злополучное платье и вечером напился в дрова. Имя той бдительной старушки вылетело из памяти безвозвратно. Сколько их было, старушек, сдающих квартиры и флигели! Он помнит только фамилию. Прокофьева. Гражданка Прокофьева.
Хозяйские проверки проходили регулярно каждый понедельник, и регулярно каждый понедельник Митя был вынужден освежать декорации. Неизменное отсутствие жены, однако, вызывало подозрения: «Когда ж она бывает-то? Взглянуть бы». Праздный интерес чужого человека был неприятен. Но Митя уже втянулся в игру. Сначала трудно, ломая себя, затем спокойно и, наконец, с азартом.
Усыпить бдительность гражданки Прокофьевой, однако, оказалось задачей для него непосильной. Вскоре Мите пришлось изведать мощь ее праведного гнева. Склонность к слежке у нее была феноменальной, сын ее оказался мент.
— Маньяк, не иначе, — кричала гражданка Прокофьева на весь двор.
— Мама, идите в дом, разберемся, — ворчал сын, старший наряда.
От него жарко пахло семечками. По дороге, сидя рядом с Митей на заднем сидении «бобика», он увлеченно сплевывал шелуху на Митины колени. В приемнике, как полагается, были зарешеченные окна и массивный казенный стол, но вдоль стен почему-то — кинотеатровские откидные кресла, исписанные лаконичным фольклором. Милицейский капитан, дежурный, под смешки заинтересовавшегося историей наряда листал его паспорт, грубо шелестя страницами, будто и вовсе хотел порвать их, и спрашивал, спрашивал, брезгливо прикрикивая:
— Ммм… Чего-чего?! Выплюнь? изо рта, говори нормально. Где твоя жена, Мария Анатольевна Вакула, в девичестве эээ? как? Володина? Убил? Расчленил? Где спрятал, говори!
Митя краснел, кашлял.
— Чего-чего?! Громче!
В приемнике, в который то и дело вбегали, вводили, куда выкрикивали из коридора фамилии, добавляя к ним, будто титулы, матерные частицы, Митя рассказал все. Правду. Понукаемый дежурным капитаном, рассказал правду с подробностями.
С противными протокольными подробностями, которые никогда ничего не проясняют, которые швыряют под ноги публике твое несвежее белье и выставляют тебя голым посреди кабинета.
— И с ним уехала? В каком году, говоришь?.. Ммм… Значит, кинула отечественного производителя? Чао, чао, чао, дорогой!
Капитан, пятнисто румяный, словоохотливый, имел, очевидно, репутацию весельчака.
— А ребенка как вывезла?.. Ммм… Громче!
— Попросила с сыном повидаться, Москву ему показать. Отвез ей сына.
— Сам отвез?
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу