Алеш Гучмазты - Матрона

— Я же не сам, не от своего имени выступаю! — горячился Солтан. — Меня Доме попросил, так и сказал: я, мол, чужой все-таки, меня она застесняется и может не согласиться. Он и ей говорил, — Солтан показал на свою жену, — ты, мол, из их села, тебе она скажет, все, что думает.

Венера встрепенулась, с ласковой одобрительностью глянула на мужа и согласно закивала головой.

— Вот и скажи, Матрона, — вступила Ната, — скажи свое слово.

Матрона устала, ей надоело слушать, как то, сокровенное, к чему она пришла после долгих раздумий, становится всеобщим достоянием, вязнет в многоголосице пустых советов и суждений, покрывается коростой житейщины.

— Хорошо, — проговорила она через силу. — Я согласна.

Едва вымолвив это, она почувствовала перемену за столом. Все смолкли и смотрели на нее с таким удивлением, будто речь до сих пор шла о чем-то несбыточном, и теперь, когда все получилось, никто не мог в это поверить. Она могла бы понять удивление Чатри, но поведение остальных казалось ей странным. Можно было подумать, что вовсе не они убили весь день на уговоры, и не они так трогательно упрашивали ее согласиться.

А может, это был розыгрыш?

Сердце ее похолодело: а что если и вправду разыграли ее?! Не дай Бог! Она сделает такое, чего никогда еще не видывали в Осетии! Опозорит их, сотрет с лица земли!.. Они же — Чатри, Ната, Венера, Солтан — смотрели на нее с какой-то непонятной растерянностью, и душа ее рвалась на части. Первой пришла в себя Ната:

— Дай Бог тебе жить до скончания света! Давно надо было согласиться! — она произнесла это с улыбкой, но в голосе ее слышались жалость.

Тут-то Матрона и поняла, наконец, чем было вызвано их удивление: в тот миг, когда она дала согласие на замужество, прежняя Матрона — независимая, дерзкая, гордая — исчезла, канула в прошлое, и перед ними предстала старая женщина, бедная, жалкая, несчастная в своем одиночестве, готовая на все, лишь бы приткнуться к чьему-то теплому обжитому углу. Она увидела себя их глазами и выпрямилась, словно вырываясь из оков, и уже вдохнула, чтобы сказать, отречься от своих слов, но вспомнила о сыне — ради него она и не такое готова была вытерпеть.

— Матрона! — радостно вскрикнула Венера, кивнув на Солтана: — Теперь у них будет две невестки из нашего села! Ты и я.

Она не нашла других слов, чтобы выразить свои чувства, но возместила это, глянув на отца взглядом победительницы и как бы говоря: теперь-то ты не скажешь, что мы дети, мы вон какое дело провернули!

Солтан тоже не стал скромничать:

— Что им передать? Когда ты будешь готова? — спросил он тоном человека, знающего себе цену.

Матрона задумалась. Ее печалил недоуменный взгляд Чатри. В селе никто ничего еще не знал, и ей оставалось лишь догадываться, как будет принята эта новость. Может, кто-то усмехнется ей вслед, кто-то посмотрит косо, а кто и словцом острым кольнет — все это придется вытерпеть, выдержать, пережить.

— Сегодня воскресенье, — заговорила она как бы сама с собой, — нет, к следующему воскресенью не успею, лучше в ту среду. К тому времени я разберусь со своим имуществом… Конечно, было бы хорошо, если бы он еще раз приехал до этого, вместе бы обсудили, уладили все дела.

— Кто? — с хитрецой спросила Венера. — Доме или его отец?

Во взгляде ее Матрона уловила отсвет затаенной насмешки — вы гляньте-ка, невеста наша жениха не прочь увидеть! Ей стало обидно — обращаются с ней, словно с девчонкой, будто она в том возрасте, когда мечтают, торопятся найти свое счастье; однако обида не заслонила главное.

— Как кто? — она с упреком посмотрела на Венеру. — Конечно, Доме. Пусть он приедет.

— Хорошо, — беря на себя эту заботу, согласился зять, — может, мы еще наведаемся к тебе. Конечно, разное бывает, если и не удастся почему-либо, в назначенный срок мы будем здесь. Постарайся к этому времени уладить все свои дела.

Все было сказано, и она понимала — пора уходить, но почему-то медлила, хотела вроде бы поговорить еще о чем-то, но никак не могла вспомнить о чем.

А Венера прямо светилась вся, поглядывая на мужа. Она знала, что он любит ее, верен ей, настоящий мужчина, одним словом, любое дело ему по плечу. Потому и живут они в мире и согласии, не то что ее отец и мать. Любуясь мужем, чувствуя себя счастливой, она помимо воли осуждала отца, который никогда не относился к ее матери с уважением, а о верности и говорить нечего, если он не пропускал даже таких, как эта Матрона. Она была привязана к матери, и той передалось ее настроение. Уловив жалостливый взгляд дочери, она все поняла, вернее, почувствовала и с укором посмотрела на Чатри, как бы говоря ему: «Видишь, как ты ошибался. Глянь, на кого ты менял меня, если осталось еще на что глядеть». Чатри, в свою очередь, понял и дочь свою, и жену и, помрачнев, отвернулся.