Анатолий Ким - Близнец

Это был настенный светильник под матовым колпачком — обычное незамысловатое изделие косной отечественной промышленности, с круглым пластиковым основанием для крепления к стене, на обратной стороне которого был наклеен бумажный заводской ярлычок с фиолетовым штампом. Итак, на какое-то неизвестное мне время я стал этой лампочкой, смиренным, безотказным электроприбором времен развитого социализма в России. К свету этой лампы так и рванулась глухая и еще бесчувственная ко всему политическому, человеческому космическая душа младенца Василия. Видимо, она устремилась к тому началу, откуда произошла, и на пути к сему было расположено множество знакомых галактик, звездных систем и туманностей. Они горели сияющими огненными кольцами.

Младенческая душа Василия приняла, видимо, свет настенной лампы за сияние вселенной-матери.

После того как мы побывали рядом друг с другом — он в кроватке, я на стене — какое-то недолгое время, нам пришлось расстаться.

Ибо устремления быстро развивающейся души младенца Василия были многообразны, неразборчивы, прихотливы и весьма широко распространялись в пространстве и во времени. Не ведая о том, он посылал меня в такие путешествия, откуда порой и выхода никакого не существовало. Так, однажды, уже в отроческом возрасте, он прочитал книгу «Водители фрегатов» и страстно возмечтал стать капитаном Джеймсом Куком — пришлось мне отправляться в другой век, стать этим капитаном и быть съеденным дикарями! Невозможно перечислить все предметы, рукотворные и натуральные, всех людей и животных, птиц, рыб, насекомых, героев книг, в которых внедрялась моя душа по прихоти его фантазии.

В особенности стали многочисленными и непоследовательными — по времени и пространству моих воплощений — «командировки» для меня в тот период, когда мой брат-близнец занялся литературным сочинительством. Какими только мужчинами и женщинами, детьми и взрослыми не побывал я — в большей части почему-то людьми непривлекательными, несчастными, слабодушными. Василий Немирной, этот яркий представитель так называемого русского постсоветского модернизма, не знал, как и всякий безответственный писатель, что своим сочинительством плодит и множит вполне реальные существа, в том числе и человеческие.

Все эти раскольниковы, сорели, квазимодо на самом деле существуют и после того, как были созданы их авторами, — душа брата-близнеца, каковой есть и у литературных персонажей, вселяется в подходящий объект внешнего мира и паразитирует в нем, пока вконец не изнурит, окончательно не поглотит его.

Хорошо, если паразит окажется доброкачественным, как Пьер Безухов, скажем, — пусть себе множатся на земле такие добродушные, толстые богатые молодые люди в очках. Но постсоветский модернизм, коего Вас. Немирной стал ярким представителем, наплодил стольких мерзавцев, пьяниц, половых извращенцев и нравственных уродов, что мусорный бак русской литературы заметно пополнился ее новыми отбросами.

Благодаря своему братцу я побывал неким гомосексуалистом, агрессивной половой бандиткой и андрофобкой — и прочая, и прочая… Последним моим литературным воплощением был некто из новых русских, преуспевающий в торговле медицинскими технологиями делец. Особенность его была в том, что он носил полное имя, отчество и фамилию автора, то есть был употреблен такой литературный ход, при котором в книге действует безжалостный мерзавец, торгующий телами эмбрионов от абортированных женщин, и он именуется так же, как и сам автор.

Простодушный читатель, попавшийся на крючок мистификации, возмущается и ужасается циничным «признаниям» героя-автора, однако не замечает того, что уже зацеплен в подсознании своем, больше не сомневается в достоверности происходящих в книге событий. Это и было главной приманкой автора — читатель многое готов ему простить и признает книгу, если в ней содержится правда…

Итак, новый русский, носивший имя Василий Немирной, занимался всякими гадостями, богател, матерел — и вдруг узнал о том, что у него где-то должен быть брат-близнец. Жизнь этого близнеца была застрахована в Америке на миллионную сумму — герой повести «Деньги» мог получить страховку за брата в том случае, если предъявит доказательства его смерти. И весь пафос произведения заключался в том, что Василий Немирной решает найти этого брата, затем погибнуть вместо него, быть убитым под его именем и тем самым дать возможность близнецу получить миллион за страховку его собственной жизни. Философия такого решения объясняется у автора неким мировым законом, усвоенным героем повести: деньги должны найти своего хозяина. Он говорит при встрече с братом: