Амос Оз - Чужой огонь

Под электрической лампой кружат бабочки. То одна, то другая подлетает поближе, чтобы выразить восхищение ее желтым светом. Госпожа Даненберг заказывает черный кофе без сахара и без сахарина. Яир просит бутерброд с сыром и, после некоторого колебания, маленькую рюмку коньяка. Лили кладет руку на его широкую смуглую кисть и осторожно перебирает пальцы. У него слегка кружится голова, и он улыбается ей в ответ. Лили берет руку Яира и проводит кончиками его пальцев по губам.

В ресторане на рынке Махане-Иехуда, куда Лили привела Яира, был один шофер — здоровенный детина по имени Абу. Днем Абу спит, а к полуночи, как медведь, просыпается и выходит на улицу Яффо. Для таксистов он — царь и бог. Они сами поставили его над собой, потому что Абу силен, великодушен, а когда надо — тверд. В тот вечер он сидел за одним из соседних столиков в окружении трех-четырех самых молодых из своей братии и обучал их, как «приговорить» игральную кость выпасть именно той стороной, которая нужна для выигрыша в нарды. Когда Яир и Лили вошли, Абу сказал своим ребятам:

— Смотрите, царица Савская и царь Соломон.

Поскольку Яир молчал, а Лили улыбнулась, Абу не отставал:

— Наше дело десятое. Главное — здоровье. Мадам, почему вы разрешаете ребенку пить коньяк?

Шоферы, друзья Абу, повернули головы. На предстоящее представление настроился и чахоточный меланхоличный хозяин заведения.

— А тебя, парень, я, убей меня, не понимаю. Что, сегодня бабушкин день? Почет и уважение маминой маме? Что же ты выбрал себе для ночных прогулок модель типа "антик"?

Яир встал, у него покраснели уши, он был готов защищать свою честь. Но Лили удержала его, и, когда она заговорила, голос ее прозвучал дружелюбно и весело.

— Бывают модели, за которые человек с опытом и вкусом готов отдать душу, а вместе с ней и все новомодные игрушки из жести и стекла.

— Сахтен, [5] Сахтен ( араб. ). Примерно соответствует выражениям «порядок», "на здоровье". — рассмеялся Абу. — Так почему бы вам не попробовать, как держат баранку руки мастера, у которого в каждом пальце больше опыта и смекалки, чем у той мелюзги, с которой вы имеете дело?

Яир вскочил, усы его встали торчком. Но и на этот раз его опередил голос Лили, который разом притушилуже закипавшую ссору.

— Что с тобой, Яир? Этот господин вовсе не хочет меня обидеть. Наоборот, он хочет сделать мне приятное. Мы с ним прекрасно понимаем друг друга. Поэтому не кипятись, сядь и учись, что и как надо делать, чтобы доставить мне удовольствие. Вот сейчасу меня совсем легко на душе.

В порыве разбиравшего ее веселья Лили взяла его за подбородок, притянула к себе и поцеловала в ямочку.

Абу, словно теряя сознание от истомы, сказал, растягивая слова:

— О Боже, Боже милосердный, где же вы были, мадам, до сих пор, и где, где был я?

— Сегодня — день внуков, — ответила Лили. — А завтра или послезавтра бабушке, может быть, понадобится такси и, может быть, дедушка окажется поблизости или сам узнает, где обитает царица Савская, и, как водится, привезет ей в подарок попугаев и обезьян. Ну, пошли, Яир, нам пора. До свидания, мсье. Было очень приятно.

Когда они проходили мимо столика таксистов, Абу с благоговением пробормотал:

— Ступай-ка ты, парень, спать. Ты не стоишь ее ноготка. Ей-Богу.

Лили улыбнулась.

На улице Яир сердито сказал:

— Все они головорезы. И примитивны к тому же.

Ее ногти впились ему в руку у локтя.

— Сейчас и мне холодно, — сказала она. — Держи меня крепко, если ты уже научился, как это нужно делать.

Яир обнял ее за плечи. От злости и обиды его движения стали резче, грубее.

— Вот так, — сказала Лили.

— Но… Я все-таки предлагаю, давайте вернемся домой. Уже поздно, — Яир машинально зажал мочку уха между большим и указательным пальцем. "Что она хочет от меня? Чего ей надо?"

— Сейчас уже поздно идти домой, — прошептала она. — Дом пуст. В нем нет ничего, кроме отвратительных кресел. Кресел Эриха Даненберга, доктора Клайнбергера, твоего отца. Жалко их всех. Нам нечего делать дома. А здесь чего только не повстречаешь и чего только не перечувствуешь. Вон совы что-то колдуютнад луной. Ты же не бросишь меня среди ночи, когда вокруг одни шоферы, хулиганье и совы. Ты мой рыцарь. Нет, не думай, что у меня минутное помутнение. Рассудок мой ясен, и я совсем озябла. Не оставляй меня одну и не говори ни слова. Иврит слишком патетичен, Библия с комментариями, да и только. Ни слова на иврите, да и вообще ни слова. Только прижми меня к себе. Вот так. Не из вежливости, не для вида, а так, словно я пытаюсь вырваться, царапаюсь и кусаюсь, а ты не пускаешь. Молчи. И пусть замолчит эта проклятая сова. Ведь я ничего не слышу и не вижу, потому что ты накрыл мне голову, зажал уши и рот и связал мне руки за спиной, потому что ты намного сильнее, потому что я женщина, а ты мужчина.