Григорий Бакланов - Нездешний

Внутри, обдуваемый жилым теплом, пока шел холлами-коридорами, пока в номере шарил в темноте по стенам, искал выключатель и, так и не найдя, сел на диван, закурил, тут только и почувствовал, как холод с дрожью выходит из него. Вдруг дверь сама открылась, косяком лег свет из коридора, вспыхнуло электричество в обоих торшерах, в настенных бра.

— Ой!.. Напугали до смерти. Что ж в темноте сидите?

— А где он у вас тут, выключатель?

— Да нету выключателей. Как входите, сюда надо ключ вставить. Вот сюда, видите?

Вошли, вставили, и свет зажегся. Ваш-то ключ где?

— В куртке. Вон куртка висит. В кармане там.

Она поискала. Свет на миг погас, вновь вспыхнул: вместо своего она вставила его пластиковый ключ. Засмеялась:

— Надо же… Это за границей придумали из экономии. А уходите, ключ вынули, и пожара без вас не будет. Я только постель расстелить на ночь. Думала, вас нет.

— Вода тут у вас имеется где-нибудь? — спросил Паша. — Или только из-под крана?

У него все горло зачерствело, все пересохло до нутра.

— А вот в баре.

Она открыла дверцу шкафа под телевизором, поставила на столик перед ним высокий стакан, хотела и бутылку пластиковую поставить, но глянула на него и, отвинтив пробку, сама налила в стакан шипящую, с газом, воду. Рука у нее была сдобная.

Паша выпил, перевел дух, еще налил.

В золотистом свете торшеров она двигалась бесшумно. Сложила атласное покрывало, взбила подушки, отвернула белый уголок одеяла. Когда шла к дверям, он взял ее за руку, голую по локоть:

— Останься.

Она улыбнулась и от улыбки, от одной улыбки своей помолодела лет на десять:

— Вон вам конфетка на ночь положена. Шоколадная. На тумбочке лежит.

— Останься, — тупо повторил Паша.

— Спи.

— Придешь?

Не ответила. Он так и заснул при свете. Он спал на спине, не слышал, как она вошла, а она стояла и смотрела на него. И он почувствовал ее взгляд, вздрогнув, проснулся.

— Что ж ты, сам звал, а сам спишь?

— Ой, срам какой жуткий! Прости.

Он потянулся к ней.

— Свет погаси. Весь свет. Ладно, я сама.

И шепнула под одеялом:

— Мне долго нельзя. Меня могут хватиться.

Она гладила его лицо над собой, гладила его затылок, плечи, все сильней прижимала к себе:

— Жалкий мой…

И целовала его глаза, чтоб не смотрел.

— Чего ж это я жалкий? — спросил Паша, еще не отдышавшись, но уже закуривая. Он понял ее слова по-своему, потому не лег рядом с ней, а сел на край кровати.

— А ты маму свою спроси, легко ей было отправлять тебя, такого молоденького? Я своего сына ни за что не отдам.

— Ин-те-рес-но!..

Но от души у него отлегло.

Снежный звездный свет светил им сквозь шторы, и он видел рядом с собой на подушке большое лицо не знакомой ему женщины.

— Интересно, как же это ты его не отдашь?

— Не отдам, и все.

— Тебя и спрашивать не станут. Заберут — и будь здоров, Иван Петров.

— А вот пусть что хотят со мной делают, а я не отдам.

— Чем же это он лучше всех остальных?

— Для меня — самый лучший. Я его одна всю жизнь растила, кто о нем вспомнил хоть раз, а подрос, да чтоб его забрали у меня…

— Сколько ему лет вообще?

— Двенадцать.

Паша свистнул:

— К тому времени, когда ему призываться, война сто раз кончится.

— Да вот что-то не кончается. Небось, когда ты родился, мать тоже надеялась… А тут из войны — в войну, из войны — в войну…

— Вообще-то ты права. Только что ты про эту войну знаешь? Если вам рассказать, что там на самом деле и как… — он потянулся закурить, пачка была пуста. — Когда-нибудь расскажу.

— Я тебе принесу сейчас. Там, в баре, сигареты есть.

Он видел, как она присела у тумбочки под слабо мерцавшим телевизором, видел в темноте белую ее спину.

— Ничего вы не знаете. Да и хотите ли знать? Он пришел туда человеком, а побыл, глянешь на него… Ладно!

И то ли ей, то ли себе самому сказал:

— На войне закон один: кто пожалел, тот и погиб.

В коридоре раздались голоса, в дверь застучали:

— Паша, ты здесь? Открой!

Она как сидела под телевизором, так и осталась сидеть, затаясь. Снаружи дергали ручку двери.

— Паша!

— У горничной должен быть ключ.

— Ты видела, куда он ушел?

— Видела… Ничего я не видела.

— Внизу, в рецепции взять можно.

Генка предложил:

— Я схожу вниз, вы здесь обождите.

— Пал Палыч, ты живой?

— Что там? Кто? — спросил Паша сонным голосом.

— Жив роднулечка. А ну открывай быстро!

— Сплю я, ребята.

— Но ты все же как бы пусти нас, — настаивал Олег. — Есть интересная информация.