Кирилл Чистяков - Фаза Урана

– Это точно, – ухмыльнулся Ф.

Мы замолчали, и я огляделся по сторонам. В комнате не было даже обоев. В центре потолка понуро висели вырванные с мясом волокна проводки, и торчал крюк: хоть лампу цепляй, хоть сам вешайся. Самоубийство, как ни крути, самый простой способ сменить обстановку…

Интересней всего было то, что мне здесь нравилось.

– Пошли, я покажу, как пользоваться колонкой, – сказал Ф.

Мы проследовали на кухню. Пользоваться колонкой оказалось не так сложно, как я предполагал. В доме, где я вырос, тоже существовала колонка, но включали ее только взрослые. Значит, теперь и я дорос.

– Я, конечно, мог бы сдать эту квартиру, но не могу представить, что здесь будут жить чужие люди, совсем чужие, – вздохнул Ф. и добавил: – Коммунальные услуги оплачивай. А потом… Потом посмотрим.

– Ты еще вернешься?

– Откуда?

– Из Москвы.

– Не знаю. Здесь у меня ничего не осталось. Будем прощаться? – спросил он.

– Может, пойдем, выпьем, – неуверенно предложил я.

– Нет, в другой раз. А то я на поезд опоздаю… А мне еще к теще заехать надо. В смысле, к бывшей теще.

– Понятно. Тебе виднее…

– Я думал, мне тяжело будет уходить из этой квартиры, – задумчиво произнес Ф. – Все-таки я здесь вырос. А вот сегодня прошелся и ничего-ничего не почувствовал.

– Это, наверное, потому, что мебели нет, – предположил я.

– Наверное… – согласился он.

– Я тебя провожу, – сказал я.

– Только до двора. И вот еще что. Оставайся здесь прямо сегодня, – сказал Ф.

Я согласился и кивнул. Мы спустились по лестнице к ослепительному прямоугольнику дверного проема.

– Ну, давай, – Ф. протянул руку.

– Пока, – ответил я и хлопнул его по плечу. – Как-нибудь увидимся.

– Не люблю весну, не люблю лето, а осень люблю, – сказал Ф. и пошел прочь к троллейбусной остановке.

– Я тоже люблю осень, – сказал я ему вслед.

Я действительно любил осень. Осенью, по крайней мере, мне всегда везло.

Однажды водитель маршрутки оказался моим сокурсником. Я ехал в кабине, рядом с ним. Поначалу я пытался расспросить о его делах, личной жизни. Но он сказал, что есть примета в их бригаде: нельзя беседовать со знакомыми попутчиками – мол, это не на удачу…

И молча, бок о бок, мы ехали мимо жмых кварталов, пустырей и парков. К сожалению, далеко не все мои знакомые верят в приметы. С некоторыми из них все же иногда приходится разговаривать…

Денег с меня водитель не взял. Надеюсь, в этот вечер у него была хорошая выручка.

Мама Ани, Тамара Николаевна, и ее бой-френд Сергей Алексеевич, жили в частном секторе на другом, противоположном краю мегаполиса. Их короткая незаасфальтированная улочка, ущербная, как аппендикс, не существовала даже на самых подробных муниципальных картах. Улочка носила имя Достоевского, который и сам не преминул бы обозвать ее клоакой, загляни сюда хоть кто-нибудь из его депрессивных героев. Во всех городах в честь Льва Толстого были названы площади, бульвары и проспекты. Достоевскому всегда, почему-то, доставались лишь тупики, подворотни, в лучшем случае переулки. За Ф.М. мне было несколько обидно…

Но неряшливость улочки, так сильно напоминающей Скотопригоньевск, ее пьяные заборы, разрытая канава и никогда непересыхающая лужа – все это пропадало, растворялось, стоило только заглянуть за калитку дома номер пятнадцать. Стволы фруктовых деревьев, окрашенные белой известью; дорожки, заботливо окаймленные зубастым частоколом силикатного кирпича; русалка, нарисованная на дверях туалета; и даже насилующие цветы, желто-черные, притворяющиеся пчелами, мухи шумели, шуршали, пели, жужжали о добропорядочности и рачительности хозяев, живущих за оградой. Здесь все надрывалось от чистоты и здоровья, домовитости и умиротворяющей скуки.

В беседке, которую Сергей Алексеевич сколотил своими собственными руками, я сидел за столом, который Сергей Алексеевич смастерил своими собственными руками, и пил квас, который, не сложно догадаться, Сергей Алексеевич так же приготовил своими собственными, а не чьими-нибудь еще, конечностями.

Сам Сергей Алексеевич был лыс, и лысины своей не скрывал, что, несомненно, делало ему честь. По нему горько плакала газета объявлений, так и хотелось написать о нем: «Одинокий, порядочный, заботливый мужчина 45 лет, без вредных привычек, жильем и материально обеспеченный, желает познакомиться с интеллигентной женщиной для создания семьи». Но Сергей Алексеевич уже был знаком с Тамарой Николаевной и сейчас, в разговоре со мной, он так хотел мне понравиться (просил чтобы я обращался к нему непременно на «ты» и по имени – Сергей), что мне за него делалось неловко.