– Вы з н а е т е Роберта?
К ее удивлению он, казалось, был столь же испуган, как зол, его голос был резок, как нож. У нее было впечатление, что он отшатнулся от нее, словно животное, встретившееся с неожиданной угрозой.
– Я имела в виду – на фотографиях.
– А, – он вздохнул с явным облегчением. – Да, мы похожи. Внешне. К несчастью, д у м а е м мы по-разному.
Музыка закончилась. Баннермэн еще мгновение не отпускал ее. Последовала яркая вспышка, и он сразу отпрянул, повернувшись к фотографу с яростным выражением лица – и обнаружил, что это молодая женщина. Будь это мужчина, подумала Алекса, Баннермэн обрушил бы на него всю мощь патрицианского гнева, но с женщиной он явно не готов был иметь дело.
– Я предпочитаю, чтобы меня не фотографировали без моего разрешения, – чопорно заявил он, – если вам это еще не известно.
– Извините, мистер Баннермэн, – заявила девушка. – Я из журнала "Город и поместье". Мы хотим поместить ваш снимок. Если вы не возражаете, конечно.
Он стоял, раздумывая, засунув руки в карманы смокинга, без улыбки, выпятив подбородок.
– Хорошо, – заявил он. – Вы можете сделать только одну групповую фотографию. Первая не д о л ж н а публиковаться. Я выразился вполне ясно?
Девушка вспыхнула от злости, но как ни молода она была, но явно понимала, что Артур Баннермэн не из тех, кому стоит противоречить. Его желаниям подчинился и спутник репортерши, записывавший в блокнот имена всех, кого она сфотографировала. Он быстро подозвал нескольких человек, стоявших рядом, и выстроил их для групповой фотографии, с Баннермэном, яростно глядевшим в объектив, в центре. Алекса стояла рядом с ним, но он не смотрел на нее, когда вспыхнул блиц. Каждый, кто взглянул бы на них, решил, что они совершенно чужие друг другу. Ничто не указывало на то, что она была вместе с ним.
– Это все, – твердо сказал Баннермэн. – Благодарю вас.
Он отвернулся, чтобы не дать репортерше возможности сделать новый снимок.
– Ужасное нахальство, – пробормотал он.
– Она просто делает свою работу.
– Я взял за правило, когда выставлялся в президенты – не позволять фотографировать себя во время танцев, и не носить дурацких шляп.
Она ему не поверила. Может, он и говорил правду о своих привычках как кандидата в президенты, но здесь было совершенно ясно – он не хочет, чтоб его фотографировали, когда он танцует с н е й, или просто вместе с ней.
Что во мне такого дурного? – подумала она. Потом до нее дошло, что вопрос поставлен неверно. Что такого дурного в Артуре Баннермэне? Он что, действительно думает, что может отшвырнуть ее, притвориться, будто ее не существует, и после обмануть ее? Что вообще она о нем знает? Почти ничего. Его одиночество привлекало ее, но при всем, что ей было известно, в его жизни мог быть кто-то, кому не следовало видеть его на фотографии, танцующим с другой женщиной. Удовольствие от вечера улетучилось. Она чувствовала себя обманутой, грубо униженной, и обиженной, что он оказался не тем человеком, как она считала.
– Думаю, что мне пора домой, – сказала она.
Он нервно моргнул – слегка встревоженный, предположила Алекса, возможностью, что она усугубит его неприятности, устроив публичную сцену. Очевидно, даже Артур Баннермэн боялся женского гнева.
– Вы уверены? – спросил он. – Я имею в виду – еще не поздно.
– Уже больше одиннадцати. Кроме того, здесь могут быть еще фотографы. Я не хочу затруднять вас, стоя слишком близко, когда вас будут снимать.
Она видела, что Баннермэн не привык к сопротивлению. Интересно, знакомо ли его детям это выражение – глаза полуприкрыты, углы рта резко опущены, подбородок неподвижен, как скала в бурю? Если да, нетрудно понять, почему они с Робертом не встречаются – и, может быть, он не часто видится с другими детьми.
– Вы говорите глупости.
– Я так не думаю. Обычно я не встречаюсь с мужчинами, которые стыдятся, что их увидят со мной. Это для меня ново. Большинство мужчин с ч а с т л и в ы показаться со мной на людях.
Он вздохнул. – Конечно, я не стыжусь.
– Тогда зачем эта сцена с несчастной репортершей? И почему вы прекратили танцевать, как только увидели… как его там? Де Витта?
– Это не имеет отношения к вам. Вы должны мне верить.
– Не понимаю, с чего бы? Мне все это видится однозначным. И любому другому – тоже.
– Да, возможно… Наверное, вы правы… – Он утратил свой надменный вид и казался неловким, озадаченным, не находя доводов в свою пользу. – Послушайте, – настойчиво сказал он. – Вы не понимаете моего положения….
Читать дальше