Майкл Корда - Богатство

Он испытывал неловкость, когда лгал, чувствуя, что это ему не к лицу, что еще хуже, догадываясь, что ни на секунду не в силах ее одурачить. Однако, он сумел ей ответить, а она всегда это уважала.

– Днем, когда все будет кончено, я хочу повидать тебя, – заявила она. И добавила: – И остальных тоже. У Кортланда есть для нас новости. -Хорошие или плохие? -Там будет видно. Он все еще ждет звонка из Нью-Йорка.

Роберт приложил все силы, дабы сдержаться, напоминая себе, что он сейчас на виду у всей семьи. Он старался держаться твердо, не выдавая ни малейшей дрожи, ни тени страха. Он был совершенно уверен, что "брак" -это мошенничество, убогий, мелкий заговор, и сожалел, что был привязан к Кайаве, занятый приготовлением к похоронам, а по настоящему важные дела были оставлены на де Витта, этого маразматика и невежду. Затем шорох шин по гравию вернул его к действительности.

– Они здесь,– с облегчением сказал он.

Бабушка кивнула. Держа его за руку, она повернулась, поправляя вуаль свободной рукой, и выпрямилась, готовясь встретить тело сына.

Роберт почувствовал, что ее рука, как всегда, элегантно затянутая в перчатку, крепко стиснула его руку, точно в доказательство, что она нуждается в его силе, его присутствии, его поддержке для предстоящей церемонии, а может, она просто хотела, чтоб он понял – она скорбит.

Он вперился в ее лицо, но под вуалью не мог разглядеть ни намека на слезы. Затем в проеме между деревьями мелькнула хромированная решетка автомобиля, и момент был упущен. Что бы ни протянулось между ними, уже исчезло, и Элинор полностью овладела собой.

На одну секунду – нет, на долю секунды – она выказала перед ним слабость.

За всю свою жизнь Роберт не был так потрясен.

– Да, можно сказать, что они п о – н а с т о я щ е м у богаты, – сказал Саймон. – То есть, в Бель -Эйр богачи держат ворота под напряжением, специальные системы, охранников с собаками, а все, что есть у Баннермэнов – это проволочная сетка! Господи! Нет даже таблички: " Не нарушать права собственности"! Они так богаты, что никого не боятся.

Алекса пропустила это мимо ушей. Теперь, когда она была здесь, то испытывала растущую панику, как перед выходом на сцену. Она смутно ожидала, что здесь будет большая толпа, и она сможет незаметно с ней слиться, но что-то в самом виде Кайавы предупреждало, что это будет не так легко. Все кругом было упорядочено, распланировано, ничто не предоставлено случаю. Вымощенная гравием дорога вела их сквозь густые рощи, но нигде не ощущалось природного беспорядка – даже деревья, казалось, росли там, где было предназначено, и, хотя стояла осень, на дороге нигде не было ни палых листьев, ни сломанных веток.

Куда бы она не бросила взгляд, везде ощущала свидетельства труда той небольшой армии итальянских каменщиков, которых на рубеже веков привез сюда Кир Баннермэн, движимый во много тем же духом, что фараон, пригнавший евреев в Египет, чтобы они строили ему пирамиды. Это была одна из любимых историй Артура, возможно, потому, что она выставляла его деда в более выгодном свете, чем обычное представление о бездушном разбойничьем бароне.

Кир, любил рассказывать Артур, мог бы стать хорошим полководцем. Он командовал армией рабочих, возводивших ему поместье, и даже в итоге создал собственный флот, куда входили многие баржи, доставлявшие вниз по Гудзону огромные гранитные плиты из карьеров, которые Кир приобрел, чтобы удовлетворить безграничную потребность Кайавы в камне. Он сосредоточил на Кайаве ту же энергию и внимание к мелочам, что сделали его миллиардером, и возводил ее в таких масштабах, и с такой мощной основательностью, словно желал убедиться, что наследники не смогут никогда изменить того, что он сделал.

Как ни велика была ее площадь, здесь не чувствовалось ни простора, ни природной пустоты. Словно Кир решил ничего не упустить из внимания, обустроить по собственному вкусу любое строение или пейзаж. Машина скользила сквозь мили могучих сосен, темных и пугающих, как в сказочном лесу, затем вдоль обширного озера, посреди которого был остров, увенчанный постройкой, напоминавшей средневековый замок в миниатюре, и далее прямо среди зеленых, опрятных полей, где паслись стада.

– Даже эти проклятые коровы выглядят чистыми, – сказал Саймон. -Бычки. Это мясная порода. "Черный Энгус". -Снова слышу фермерскую дочку.

Как дочь фермера, она могла распознать породу по одному отпечатку копыта. Там, откуда она была родом, к "Черному Энгусу" относились, как к развлечению богачей, породе скота, которым молочный фермер может лишь восхищаться на сельскохозяйственной выставке, точно также, как может бросить восхищенный взгляд на роскошный " корвет" на выставке фирмы "Шевроле", перед покупкой нового грузовика-пикапа. "Черный Энгус" был для фермеров-джентльменов.