Майкл Корда - Богатство

Известие, что отец умер в квартире – а возможно, даже в постели – молодой женщины, не потрясло Пата. Он был удивлен, конечно, но на свой лад это показалось ему лучшим, что он услышал о старике за многие годы. Он предполагал, что подобные вещи проходят мимо отца, что вся его жизнь состоит из заседаний совета директоров, официальных обедов и приемов с его ровесниками и всяческими скучными социальными обязанностями, вроде открытия нового крыла Метрополитен Музея.

При редких случаях, что он встречался с отцом в последние годы, тот казался старым, усталым и скучающим, – человеком, полностью поглощенным рутиной, дававшей ему очень мало удовольствия и никакого возбуждения. Патмэн не находил это странным – в конце концов, отцу было за шестьдесят, и он все еще страдал от последней неудачной попытки достичь президентского поста, хотя и скрывал свое разочарование за обычным самообладанием аристократа. Он был здоров, даже оживлен, но Патмэн не допускал и мысли, что у отца есть личная жизнь, как будто либидо Артура Баннермэна исчезло вместе с президентскими амбициями.

Конечно, детям всегда трудно представить сексуальную жизнь родителей – Патнэм, хоть и не имел детей, был уже в том возрасте, когда можно это понять, но в случае Артура Баннермэна, его достоинства, ошеломляющая сила личности, и презрение к любому поступку, несовместимому с его представлениями, еще труднее было допустить, что он обладает теми же нуждами и слабостями, что простые смертные. Это было все равно, что представить себе Джорджа Вашингтона с вынутой вставной челюстью или без штанов.

Пат усмехнулся, вспомнив все письма о собственных аморальных Поступках за все эти годы, не лишенным горечи – особенно с тех пор, как стало ясно, что они бесполезны. В целом же он был рад, что отец сумел получить хоть немного радости в последние годы жизни.

Он пребывал в таком "подвешенном" настроении, ожидая услышать, что решится наверху и чувствуя себя неуютно в огромной библиотеке, комнате, которая была под запретом для детей, и которая связывалась в его понятии с суровыми лекциями о том, что ему необходимо изменить образ жизни и вести себя,как подобает Баннермэну. Прадед купил обстановку этой комнаты с панелями Гринлинта Гиббонса и украшенным резьбой потолком у английского герцога, и перевез в Кайаву вместе с бесценной коллекцией книг и рукописей, а заодно и пятерых мастеров, работавших два года, чтобы ее разместить. Комната должна была принадлежать музею, и Пат предпочитал, чтобы она там и находилась.

Он встал, подошел к одному из секретеров, открыл спрятанный телевизор, и включил его, чтобы посмотреть новости. В Кайаве то, что напоминало о современности, тщательно скрывалось, поскольку Элинор была уверена, что предметами, сделанными из пластика, можно пользоваться, но не смотреть на них. Гости, бывало, бродили по всему дому в поисках телефона, не догадываясь, что он спрятан в шкафчике их прикроватного стола.

Пат сел и стал смотреть. Главным сюжетом была перестрелка в Бронксе – как противно было бы отцу оказаться вторым после разборки между копами и чокнутыми латиносами! Но не более противно, чем то, что последовало далее: несколько кадров, изображавших Артура Баннермэнана на национальной конвенции республиканцев в тот год, когда его обошел Ричард Никсон, аэроснимок Кайавы, при котором сообщалось, что Баннермэны – одна из богатейших семей Америки – для тех, кто этого еще не знал, затем моментальный снимок кирпичного дома на Западной 68-й улице, где он умер – как заявила Конни Чанг с многозначительной улыбкой, "в роскошной квартире своей близкой приятельницы, модели Александры Уолден."

Потом появилось несколько глянцевых фотографий мисс Уолден – и она, конечно, подумал Пат, могла потрясти. Черные волосы и светло-серые глаза придавали ее лицу тревожное, почти кошачье выражение, и никак нельзя было придраться к ее полным губам и высоким скулам, но она не обладала расслабленной, холодной грацией знаменитых манекенщиц. Под ее гладкой кожей чувствовались настоящие кости и мускулы. Чтобы стать топ-моделью, ей требовалось сбросить пять-десять фунтов, да и в любом случае топ-моделям экстра класса сейчас по четырнадцать-пятнадцать лет, это тощенькие детишки с надутыми взрослыми личиками. А вот лишние пять-десять фунтов, возможно, дали бы ей шанс сделаться " девушкой месяца", хотя лицо ее для "Плейбоя" было чересчур классическим, подумал он. Последняя фотография изображала ее в купальнике от Камали, в котором она держалась не совсем свободно.