Вечером, когда Тиан-Тиан принимал ванну, позвонил Марк.
– Не звони мне больше. Это нехорошо, – попросила я тихо.
Он согласился.
– А как же мне с тобой связываться?
– Не знаю. Может, я сама тебе позвоню.
– Ты могла бы завести электронный почтовый ящик, – вполне серьезно предложил он.
– Ладно, – ответила я. И почему-то не удержалась и рассказала ему о том, что произошло. – Если бы в этом доме жил ты, то тоже нас выгнал? – спросила я резко. Это было чем-то вроде дипломатической уловки, испытанием, проверкой. Во мне говорило уязвленное национальное достоинство.
– Разумеется, нет, – отшутился он. – Иначе как бы я мог любоваться тобой и строить тебе глазки?
Я видел, как его огромный и грозный лик навис над равнинами; глаза сверкали исступлением и были полны целеустремленности. Видел его крылья. Видел его ветхую огненную колесницу, высекавшую тысячи сверкающих искр. Видел выжженный след позади нее на дороге. Она летела напролом, выжигая кукурузные поля, опустошая города, разрушая мосты и осушая реки.
Джек Керуак [50]
Декабрь. Недобрый месяц. В старинных глухих двориках нет цветущей сирени. На каменных садовых ступенях и в ярко украшенной аркаде ресторана Такаси «Китайский гарсон» на улице Хэншань больше не видно прекрасных обнаженных танцовщиц. Ни голубей, ни взрывов веселого смеха, ни грустных отзвуков джаза.
Нескончаемо моросит мелкий зимний дождь, оставляя на языке горьковатый привкус. Из-за вездесущей сырости кажется, что вы прогнили насквозь, до мозга костей. Зимняя слякоть в Шанхае отвратительна, как будто у природы месячные.
Тиан-Тиан надумал путешествовать. В это время года он всегда уезжал из Шанхая. Он не выносил холодов и промозглой сырости. Изредка выныривающее тусклое зимнее солнце не греет, от прикосновения его холодных лучей по коже бегут мурашки.
– Хочу уехать ненадолго, – сказал Тиан-Тиан.
– И куда?
– На юг. Куда-нибудь, где яркое солнце и голубое небо. Хоть в Хайкоу [51].
– Поедешь один?
Он утвердительно кивнул.
– Ладно, поезжай. Но будь осторожен. У тебя естъ телефонная карта, можешь звонить в любое время. Я буду дома, собираюсь работать над романом.
Меня пугала мысль, что мне так никогда и не удастся закончить этот роман. Но после отъезда Тиан-Тиана у меня будет больше времени и, в каком-то смысле, больше физической свободы. Понятия не имею, сознавал ли Тиан-Тиан, что его предстоящий отъезд был временным бегством от опасности, таившейся в нашей чрезмерной близости. Он был необычайно чувствительной натурой, в сотни раз более чутким, чем обычные люди. Временами взаимное чувство связывало нас по рукам и ногам так, что не продохнуть. И когда силы были уже на исходе, а творческая фантазия иссякала, кому-то из нас нужно было трогаться в путь.
Кроме того, Марк с неумолимостью раковой опухоли вклинился в самое слабое звено сковывающей нас с Тиан-Тианом цепи отношений. Эта раковая опухоль, как неистребимая зараза, засела в моем уязвимом теле, безнадежно пораженном неизлечимым вирусом плотского влечения.
Многие люди искренне полагают, что любовь и секс не следует смешивать. Для многих эмансипированных женщин идеал личной жизни – найти мужчину, способного довести ее до оргазма, в котором она будит желание и которого желает сама. Такие женщины убеждены, что несовпадение любви и секса ничуть не противоречит нормальному, здоровому отношению к жизни. Интуитивные устремления и чаяния женщин формируются под влиянием повседневной реальности. Они непроизвольно стремятся к образу жизни, сулящему безопасность. А ключ от заветной дверцы, за которой сокрыты все тайны жизни, они кладут под подушку. Еще пятьдесят лет назад женщины были менее свободными, тридцать лет назад – менее привлекательными и десять лет назад – менее изощренными в достижении оргазма.
Внизу у подъезда припарковалось вызванное по телефону такси. Я в последний раз просмотрела багаж Тиан-Тиана: блок сигарет «Тед Лапидус» (в Шанхае их можно купить только в специализированных киосках), бритвенные лезвия «Жилетт», ополаскиватель для полости рта, пять пар белого нижнего белья, семь пар черных носков, портативный проигрыватель для компакт-дисков, сборник избранных стихов Дилана Томаса, дневник Сальвадора Дали, фильмография Альфреда Хичкока и наша с ним фотография в рамочке. В другую сумку Тиан-Тиан посадил Пушинку, с которой не захотел расставаться. Мы прихватили зонт, спустились и сели в такси. Поскольку Тиан-Тиан вез котенка, то не мог лететь самолетом и решил ехать до Хайкоу в спальном вагоне.
Читать дальше