Святослав Иванов - Подозрительные предметы

Лёгши в постель, Андрей быстро почувствовал благость засыпания; часто обилие мыслей подавляло сон, и он ворочался ещё минут сорок-пятьдесят, даже будучи усталым и невыспавшимся. Сейчас он ощущал, будто всё его тело уплощается и удлиняется, превращаясь в подобие вычурного деревянного изваяния (не то языческого истукана, не то сказочного уродца с детской площадки). Под набухшей образами головой растекались ладони, превращаясь в горячие капустные листы.

Когда Андрей проснулся, он долго восстанавливал в памяти сон, но стоило лишь зацепить один сюжетный поворот за другой, как-то выпадало из памяти предыдущее звено. Ну не записывать же? К тому же, интересен сон был не сюжетом, а причудливым подбором персонажей, которые едва просматривались, но всё же узнавались безошибочно.

Это были необычные приветы из детства и юношества. Когда Андрей в те годы читал книги – сначала всяческие мушкетёры, потом научная и ненаучная фантастика, хрестоматийные детективы, а далее – школьная классика, от Грибоедова до Чехова (со всё замедляющейся скоростью, увы), – он представлял персонажей в образах реальных людей, которых он где-то видел. Трудно ассоциировать персонажей с теми, кто знаком тебе хорошо – мало ли куда заведёт их сюжет, да и личные отношения мешают, – поэтому Андрей выбирал лица совершенно случайные, в жизни для него совершенно безразличные.

Смутный хоровод сегодняшнего сна вели: рано забородевший старшеклассник, с которым Андрей никогда и парой слов не перекидывался (Базаров), актёр из сериала про бандитов (какой-то воинственный индеец), директор школы (Амвросий Амбруазович Выбегалло), дальняя родственница, какая-то юродная сестра, не виданная с детства (Маша Миронова, дочка капитанская), друг прадеда с фотографии (Форестье), поздняя гостья – красивая девушка из метро (Оруэллова Джулия).

Подумал Андрей: ведь, получается, я совсем для единиц родственник, друг, знакомый. Для большинства из тех, кто меня видел – или даже из тех, кто моё лицо запомнил, я – просто прохожий, которого вот так же можно поставить на чью-то роль. Не окажется ли она вдруг важнее, чем та, что я играю в действительности?

Для большинства незнакомых и полузнакомых Андрей сыграл ту роль, которой совсем не разучивал и не репетировал, не говоря уж о том, чтобы вживаться в неё годами, как в роль свою собственную, ленивого мыслителя Андрея Грешина. Для них он стал тем самым парнем, который в новостной заметке вдруг записал выдуманную им самим историю – слишком нелепую и неуместную, чтобы считать её кем-то заказанной уткой. Даже самые наивные не приняли за чистую монету историю о работниках аэропорта, что-то развинтивших в самолёте «в обмен на вознаграждение».

Бредовую новость удалили с сайта крайне оперативно, а к вечеру, когда до Грешина дозвонились, уже было готово заявление об уходе по собственному желанию, которое ему полагалось подписать. Однако, несмотря на попытки замести следы (сенсационный материал никто не успел даже процитировать), всевидящее око журналистской братии, как и всегда в похожих случаях, ринулось обсуждать и осуждать. Смеялись над непрофессиональным редактором, «скатившимся в говно» изданием и – само собой, логичное развитие мысли – самой эпохой и страной, где такое происшествие стало возможным. А и нечего самолёт ронять было!

Кто-то воспринял поступок Андрея как едкий иронический ход, проверку системы на прочность или плевок в лицо самой действительности. Предлагали даже написать в популярный городской журнал колонку выдающегося поджигателя и подрывника – Андрей смущённо отказался, не желая оказываться в центре внимания и не зная, в сущности, что сказать. Он отвечал всем интересующимся, что выдумал историю, которая показалась ему более правдоподобной, чем официальная информация. В ответ аплодировали, но, отойдя в сторонку, присоединялись к тем, кому всё это скорее не понравилось: парня, кажется, хватило только на одну мелкую пакость, а сделать что-то по-настоящему сильное – кишка тонка. Ещё и за трудоустройство дальнейшее боится, явно же.

Андрей сидел на стуле, упёршись лбом в стекло аквариума.

– Всегда отдавай себе отчёт в том, что ты делаешь, – сказал Гайто, оранжевая пецилия с чёрными подпалинами, – иначе перестанешь осознавать, где мир реальный, а где твоё воображение.

– Он уже перестал, – заметил, расслабленно фланируя мимо, серебристый с красным неон Уильям, – Я всё время это вижу, как он всё это обдумывает, что-то пережёвывая, смалывая в одно правду и неправду. Народили дурней, а потом жалуются. Сквозь водоросли вижу, сквозь его голову вижу, что творится.