Святослав Иванов - Подозрительные предметы

А*******Я

– «То, что нужно нам всем, чтобы выжить».

– Асфиксия, – угрюмо замечает Беляков, не учитывая количества букв.

– Аэрофобия, – вспоминает о своём постыдном недуге Виктор и тут же смущается.

– Кто разгадает, с тем и останусь! – восклицает Аннушка игриво.

Б

На часах 7:55. Стрелки не движутся. У клумбы невдалеке от подъезда неподвижно стоит старуха, собравшаяся кормить кошек. Четыре кошки разных расцветок висят в воздухе, подбегая к ней.

У подъезда припаркован автомобиль, правые его колёса стоят на тротуаре, левые на проезжей части. Дверь у водительского кресла открыта. В проёме замер, садясь в машину, мужчина, только что сильно ударившийся головой. Пока что он думает, что он просто не рассчитал траекторию подсадки, но его рука уже тянется к макушке, где – вопреки обыкновению – красуются два изящных бараньих рога. Сейчас он найдёт их.

В

Вход-выход, импорт экспорт, туда-сюда, сюда-туда.

Вова Вайнштейн сидит в вагоне метро. Осторожно, двери закрываются. Следующая станция – Павелецкая.

Он щеголеват, носки в жёлто-зелёных ромбах, очки в круглой оправе, кудрявые волосы с проседью. Склонился над нотной бумагой.

Двери клац-клац. По всему городу одновремённо клацает множество дверей. На Кольцевой линии даже в утренний час в первых и последних вагонах поезда не так много народу, можно и присесть, так что Вова сидит – и планирует сидеть ещё долго.

Он слушает, как клацают двери. Он едет по Кольцу по часовой и сочиняет свою «Симфонию большого города» – название пока условное, но цель оно отражает весьма точно. Задача – сочинить музыкальное произведение исключительно едучи в поездах метро. Произведение условно делится на двенадцать частей – по количеству линий; в нотной структуре каждой части обыгрывается также количество станций на каждой из веток.

Но Вове было бы сложно сочинять только про метро – перед ним стоит более глобальная задача: уловить ритм города в том виде, как он звучит сейчас, во всей его полноте. И поэтому, пока он сочиняет, перед ним проносится туча картин, которых он не может увидеть, но чует настолько тонко, что вот они, их можно пощупать.

Вход-выход, импорт экспорт, туда-сюда, сюда-туда.

Чья-то рука приветственно вскидывает офисный пропуск – раздаётся короткий писк, и вторая рука тянет на себя разомкнувшуюся дверь. Шаги уходят вглубь помещения. Где-то в середине коридора, близко ли, далеко ли, хлопок рукопожатия, расшаркиваются, второй человек приветствует датчик уже изнутри и выходит из помещения. Вузовский охранник в меховом пальто и с чёрной татарской бородой не пропускает в здание заморыша, забывшего студбилет. Гудят автоматические двери подземных стоянок, автомобили въезжают и выезжают из них. Молодой узбек в спортивном костюме перепрыгивает через турникет метрополитена, как через спортивного «козла», вслед ему звучит ленивый свист толстой дежурной. Проводница поезда «Москва – Самара» заглядывает в вагон и громко кричит: «Провожающих просим покинуть поезд!».

Вход и Выход вальсируют, взрываясь весёлыми воплями!

Г

Мироздание представилось мне колоссальной замкнутой конструкцией, вроде тех самых кристаллических решёток, портретами которых увешан кабинет химии. И время, и пространство – в сущности, очень плотные тросы, натянутые между собой так крепко, что никакой механизм не в состоянии их поколебать.

Вернее – это представилось мне не сразу. Сначала я поняла, что время не конечно и не бесконечно, а просто идёт по кругу. Точнее, не идёт, а стоит – а наши органы чувств устроены так, что мы находимся в перманентной иллюзии тогДоброе утро, дорогие горожане!

Сегодня у Москвы особый день – тридцать третье мая.

Ровно год назад, второго июня, многомудрые астрономы подсчитали, что в календаре сотня лет уж как затаилась подлая ошибка, и время забежало невзначай на двое суток вперёд. Весь мир поставил эти два дня в конце февраля, но Москва одна поступила по-своему – к чему множить зиму, если можно продлить священную среднерусскую весну?

Эти чудные три месяца были праздником божественной благодати для всех нас. Был и снег, и салют, и день Победы, и народные гуляния, и всеобщее ликование. Вчера, 32 мая, и сегодня, 33 мая – особые дни, в которые праздник достиг апогея – у всех уже скучное лето, а у нас ещё весна! Мы – позади планеты всей, и это звучит гордо!