Григорий Полянкер: Президент

– Что вы говорите! Вот как? – удивился Джейкоб. – Очень интересно. Какие же у вас ванны? Что-то не слыхали мы в Штатах.

– Вот тебе и на! – всплеснула руками тетя Хася Карасик. – У нас нашли давненько уже радоновую воду. Понимаете? Источники такие. Вы себе не представляете, что это за вода. Мечта. Просто творит с людьми чудеса. Очень жаль, мистер Джейкоб, что у вас нет радикулита, ревматизма, ишиаса, коликов и других каких болячек. Очень жаль. Мы бы вас й два счета вылечили. Родная мать не узнала бы вас. Можете мне поверить на слово. Удивительные ванны. К нам приезжают со всех концов страны больные на костылях, в колясках, приносят людей на носилках, и стоит этим несчастным калекам пройти курс лечения, принять, значит, несколько радоновых ванн – как сразу бросают свои костыли, коляски, носилки и другие причиндалы и уходят на своих ногах, как новорожденные. Какая-то у нас волшебная вода. Зачем вам больше, мистер Джейкоб, в прошлом году, не про вас будь сказано, меня схватил радикулит. Ну, просто не могла разогнуться. И что же вы думаете, побежала в нашу водолечебницу, и мне прописали двенадцать ванн. После этого вы бы посмотрели, как я плясала фрейлехс, гопак и мазурку на свадьбе у моей племянницы!

– Что вы говорите, миссис Карасик! – оживился гость, и его глазки быстрее забегали. – Это ведь замечательно! Но скажите мне только правду, во сколько обошлась вам

эта сделка?

– Боже мой, какая сделка?!

– Я имею в виду, сколько заплатили за эти ванны? Сколько выложили долларов?

– Опять вы со своими долларами! – возмутилась тетя Хася Карасик. – Что вы за люди? Только и слышишь от вас: доллары и доллары. Будто с Луны свалились. У нас лечат совершенно бесплатно, без копейки денег. Вы понимаете, что я говорю? Наоборот, больным у нас еще доплачивают. Дают соцстрах. Скажите, вы член профсоюза, мистер Джейкоб?

– А что это такое – член союза? – уставился он на нее близорукими глазами.

– Боже, мой, какой-то странный человек. Дикарь. Не знает, что такое профсоюз, местком. А еще презес, президент целого корпорейшн! У нас каждый школьник знает,

что это такое, а он…

Тетя Хася Карасик явно растерялась, не зная, как объяснить этому тупице, что такое профсоюз в Хмельнике.

– Ну, как бы вам растолковать это? Организация такая. Мы собираемся на собрания, заседания, платим членские взносы… Ну, чего тут непонятного?

– О, ее. Ол раит, теперь я понял, – оживился он, – это значит юнион?

– Что? Ладно, уж пусть будет по-вашему! – облегченно вздохнула она и отерла вспотевший лоб рукой. – Вижу, что с тех пор, как сбежали из Хмельника, научились таким словам – просто смех берет: юнион… О'кей, ее… Но пусть будет по-вашему, ладно.

Он достал из кармана большую закопченную трубку и закурил. Долго думал, затем спросил:

– Так вы говорите, что у вас тут лечат без денег? Неужели ваши Советы настолько богаты, что могут себе позволить не брать у больных денег за ванны? Им, Советам, разве не надо делать бизнес? О, миссис, мне бы ваши радоновые ванны, я бы показал, как можно делать доллары! Я бросил бы пуговицы и создал бы у вас большой корпорейшн. Моим компаньоном в этом бизнесе стал бы сам Рокфеллер! Что я говорю – Форд! Я плюнул бы на эти дурацкие пуговицы. Подписал бы с вами сделку, контракт, платил бы вам проценты из выручки. Это ведь знаете – золотое дно. Сам Рокфеллер…

– А что это такое – Рокфеллер? – уставилась на гостя тетя Хася Карасик.

Джейкоб насупил брови, надулся, как индюк:

– Рокфеллера не знаете? Как же так, не знать Рокфеллера! Это у нас в Штатах такой человек…

– Ну, короче, а чем он там у вас занимается, где он работает?

– Он у нас нигде не работает, ничем не занимается!

– Странно. Значит, он бездельник? Тунеядец по-нашему?

– Нет, что вы…

– Что же он – инженер, механик, дамский портной, терапевт?

– Нет, что вы, миссис, берите выше.

– Ничего не понимаю, – рассердилась она, – молодой он, красивый, здоровый, интеллигентный?

– Нет, о чем вы говорите! – махнул гость рукой. – Он не молодой и не красивый, не инженер, не ученый, но он У нас в Штатах стоит, чтоб не продешевить, сто миллионов долларов. Понимаете?

– Нет, не понимаю.

– Что ж вы не понимаете? Не зря у нас говорят – • волос длинный, а ум короткий… За него у нас дают, его оценивают в сто миллионов долларов! Вот… Понимаете?

– Нет, ничего не понимаю. Выходит, он, этот ваш Рокфеллер, не инженер, не портной, не доктор, не работник. Ни то ни се? У нас за такого ломаного гроша не дают.