Элена Ферранте - История о пропавшем ребенке [litres]

– Там какой-то старик писает прямо на наши ворота.

В другой раз Эльза пришла домой перепуганная:

– Там в садах кого-то зарезали.

В такие минуты меня охватывал страх. Та часть меня, что за долгие годы привыкла к иной жизни, негодовала: все, с нас хватит! Дома Деде и Эльза говорили на хорошем итальянском, но иногда в открытое окно или с лестничной площадки я слышала от них, в основном от Эльзы, ядреные словечки на диалекте, порой нецензурные. Я ругала ее, она делала вид, что раскаивается. Я знала, какой самодисциплиной надо обладать, чтобы не поддаться притягательности уличной грубости и избежать других соблазнов. Может, пока я тут пишу книжки, мои дочери губят себя? Я успокаивала себя тем, что ставила себе жесткие сроки и твердила: скоро все изменится, я напишу книгу, и мы покинем Неаполь навсегда. Только бы дописать роман!

Книга, без сомнения, выигрывала от каждой детали, подсмотренной в квартале. Но еще больше пользы мне приносили наблюдения за Лилой, всю жизнь прожившей в этой среде. Ее голос, взгляд, жесты, злость и щедрость были, как диалект, неотделимы от места, где мы родились. Даже ее Basic Sight, несмотря на свое экзотическое название (в народе его звали «Базисат» ), представлялся не метеоритом, прилетевшим откуда-то из космоса, а неожиданным порождением нищеты, насилия и упадка. Я нуждалась в Лиле для достоверности повествования. «Допишу и уеду навсегда», – внушала я себе и мечтала перебраться в Милан.

Мне хватило нескольких визитов в ее офис, чтобы понять, против чего она боролась. Я наблюдала за ее братом: к тому времени наркотики окончательно его уничтожили. Наблюдала за Адой, все больше свирепевшей в своей ненависти к Маризе, которая увела у нее ее Стефано. Наблюдала за Альфонсо, в лице которого женские и мужские черты сливались, вызывая во мне то отторжение, то умиление, но всегда тревогу; это лицо все чаще уродовал то синяк под глазом, то разбитая губа. Я наблюдала за Кармен, которая приходила с заправки в своем форменном синем комбинезоне, отводила Лилу в сторонку и о чем-то шепталась с ней, внимая ей как оракулу. Я наблюдала за Антонио, который разговаривал с ней полунамеками, а то и вовсе молчал, особенно когда приводил в офис свою немецкую красавицу-жену с детьми – это был своего рода визит вежливости. В квартале постоянно циркулировали самые разнообразные слухи. Говорили, что Стефано Карраччи закрывает лавку, потому что у него не осталось ни лиры и он кругом в долгах. Про Паскуале Пелузо болтали, что он похитил того-то и того-то, но даже если не сам похитил, то участвовал в похищении. Пожар на швейной фабрике в Афраголе устроил хозяин: хотел надуть страховщиков. «Предупреди Деде: подросткам подсовывают конфеты с наркотой». Возле начальной школы повадился бродить какой-то «пидарас»: он ворует детей. Солара открыли в новом районе ночной клуб с наркотой и проститутками: музыка орет так, что вся округа ночами не спит. По шоссе по ночам проезжают грузовики с оружием пострашнее атомной бомбы. Дженнаро связался с дурной компанией, если так дальше пойдет, больше его на работу не отпущу. У туннеля нашли зарезанного человека: все думали, это женщина, а оказалось – мужчина; крови было столько, что до самой заправки дотекла.

Я смотрела на них глазами человека, каким мы с Лилой мечтали стать в детстве и каким в итоге стала я, – автором толстой книги, шлифующим, а местами и переписывающим текст перед публикацией. «Я злоупотребляю диалектом», – думала я и начинала вычеркивать и исправлять отдельные пассажи. Потом мне начинало казаться, что диалекта маловато, и я добавляла кое-какие словечки. Таким образом мне удавалось находиться в квартале и одновременно наблюдать за ним со стороны. Я оправдывала свое присутствие здесь важностью своей работы и прилежно вглядывалась в скудно освещенные комнаты и вслушивалась в доносящуюся с улицы грубую ругань. Я держала в уме опасности, которым подвергались мои дети; я смотрела, как проносятся по шоссе грузовики, в хорошую погоду поднимая пыль, а в дождь забрызгивая обочины грязью; я изучала клиентов Лилы и Энцо, в основном провинциальных предпринимателей, дорого и безвкусно одетых, приезжавших на роскошных автомобилях и умевших в долю секунды переходить от агрессивной наглости к услужливому раболепию.

Однажды, когда мы с Иммой и Тиной ждали Лилу в офисе Basic Sight, я вдруг поняла: да, Лила занимается совершенно новым делом, но ведет его, не поднимаясь со дна нашего старого мира, в котором застряла. Я слышала, как она орала на одного клиента по поводу денег. Меня поразила ее грубость: что это с Лилой? Куда подевались ее вежливость, ее респектабельность? Тут ее позвал Энцо, и клиент – мужик под шестьдесят, низенький, с огромным пузом – выкатился из офиса, сыпля проклятьями.