Элена Ферранте - История о пропавшем ребенке [litres]

Я поспешила уйти и увести дочь. Разумеется, с Лилой он вел бы себя иначе: неловко ерзал и бормотал бы какую-нибудь невнятицу, а может, наоборот, попытался бы перед ней важничать, сам понимая, что выглядит глупо. Пока мы добирались до парковки (в тот раз мы приехали в Рим на машине), меня посетила любопытная мысль: Лила была единственной женщиной, ради которой Нино поставил под угрозу собственные амбициозные планы. История, начавшаяся на Искье и продолжавшаяся весь следующий год, не сулила ему ничего, кроме проблем, и означала для него, тогда блестящего студента университета, нечто вроде отступления от жизненной программы. Теперь я не сомневалась, что он закрутил роман с Надей только потому, что та была дочерью профессора Галиани и могла открыть ему доступ в более высокие круги общества. Его чувства никогда не шли вразрез с его интересами. Разве не по расчету он женился на Элеоноре? Да и я, бросившая ради него Пьетро, уже была относительно известной писательницей, сотрудничавшей с крупным издательством, и наша связь способствовала его карьере. Все его многочисленные женщины всегда ему помогали. Да, Нино любил женщин, но еще больше он любил использовать их в своих целях. Ему никогда не хватило бы сил и энергии воплотить в жизнь свои честолюбивые мечты, если бы не знакомства с нужными людьми, которые он начал завязывать еще в школе. Но при чем тут Лила с ее пятью классами образования? Она тогда была замужем за лавочником Стефано, и, узнай тот, что жена ему изменяет, убил бы обоих. Почему Нино поставил на карту свое будущее?

Я усадила Имму в машину, пожурила за то, что она запачкала мороженым новое платье, купленное специально ради поездки к отцу. Я завела мотор, и мы поехали из Рима домой. Может, в Лиле его привлекали качества, которыми он сам мог бы обладать, но растерял? Она отличалась редкостным умом, но, в отличие от него, не пыталась на нем нажиться, с подлинным аристократизмом считая все внешние признаки успеха вульгарностью. Может быть, Нино был околдован именно ее интеллектуальным бескорыстием? Она не поддавалась ничьим влияниям, никакие жизненные трудности не могли заставить ее изменить себе. Мы все перед ними отступали и в результате – порой незаметно для себя – мельчали. Но Лила как была, так и осталась собой. С годами она отчасти поглупела и, как и мы все, утратила гибкость ума, но сохранила цельность своей натуры. Даже те, кто ее не любил, уважали ее и боялись. Неудивительно, что Надя, которая видела Лилу всего несколько раз, ее возненавидела.

Лила увела у нее Нино, Лила издевательски высмеивала ее революционные убеждения, Лила не церемонилась и умела ударить первой. Плебейка, она отвергала любую помощь и всегда надеялась только на себя. Иначе говоря, Лила была достойным врагом, и, возводя на нее напраслину, Надя наверняка не терзалась угрызениями совести, как с Паскуале. Как за последние годы все это поблекло: профессор Галиани, ее квартира с видом на залив, с библиотекой на тысячи томов и картинами на стенах, наши ученые споры, Армандо… Но больше всего изменилась Надя. Какая она была милая, какая изысканная, когда я подсматривала за ней и Нино возле школы, и потом, когда ее мать пригласила меня на вечеринку в свой шикарный дом. Было что-то величественное в том, как она скинула с себя, как старое платье, свои привилегии, свято веря, что в новом мире для нее найдется наряд получше. И чем все это кончилось? Ради чего она обнажилась? Высшие цели обернулись иллюзией. Остались только ужас и напрасно пролитая кровь. Вот она и валит вину на бывшего строительного рабочего, который прежде казался ей представителем нового человечества, а теперь нужен как козел отпущения за собственные преступления.

Меня охватила тревога. В первую очередь я беспокоилась за Деде. Она была готова вот-вот поддаться тому же губительному наваждению, что подстерегло Надю. Стоял конец июля. Накануне Деде по результатам выпускных экзаменов получила аттестат с высшим баллом. В ее жилах текла кровь Айрота и моя кровь: это сочетание не могло не принести успеха. Все, что мне доставалось с трудом и воспринималось как везение, ей давалось легко, словно принадлежало по праву рождения. И что она задумала? Признаться Рино в любви и пропасть вместе с ним! Лишиться всего и погибнуть из чувства солидарности только потому, что в его убогом бормотании ей чудилось нечто необыкновенное. Я посмотрела в зеркало заднего вида на Имму и спросила:

– Тебе нравится Рино?