Берк проявил себя неплохим актером, весьма талантливо сыграв роль раскаявшегося блудного мужа. Болтал, должно быть, о проблемах переезда, о нудных, но необходимых процедурах, с ним связанных: отказ от съемного жилья, отключение телефона, объединение счетов. Они строили планы на будущее, клялись друг другу измениться, делились надеждами. Утром седьмого дня Рослин проводила его на работу, помахав на прощанье с крыльца, – сияющая, блаженно удовлетворенная вновь обретенной опорой, пресыщенная сексом. На традиционной прогулке тем днем мы с Рут увидели Рослин первый раз за неделю. Она притормозила возле нас и выглянула в окошко машины, не в силах сдержать улыбку во весь рот.
– Берк вернулся! – сообщила она.
– Мы заметили, – ответила Рут.
– Рада за тебя, – сказала я. – Ты счастлива? (Рослин кивнула, залившись краской.) Пройдешься с нами? Мы обойдем квартал, а ты присоединишься у своего дома.
– Спасибо, сегодня никак не могу. Записалась к гинекологу.
– Что случилось? – спросила Рут.
Рослин хихикнула, как девчонка, и помотала головой:
– Ничего страшного. Банальный цистит. «Болезнь новобрачных», как говорится.
Рут украдкой наступила мне на пятку. Какими бы интимными подробностями ни делились мы с Рут между собой, от застенчивых откровений Рослин мы обе неизменно ежились в душе.
А Берк больше не появился. Он провел с женой ровно неделю. Семь дней, всего семь. Вполне достаточно.
– Не надо, – советовала Рут. – Не ищи работу. Не показывай, что способна прокормить себя.
– Не надо, – говорила я. – Не уступай ему.
– Не надо, - предупреждали мы хором. – Ничего не подписывай.
– Не надо отчаиваться. Не надо прощать. Не надо тешиться надеждами.
Не надо. Не надо. Не надо. Не надо распахивать перед ним двери дома. Смени замки.
Ни в коем случае не спи с ним – вот что должны были мы посоветовать Рослин. Но мы были столь же наивны, как и она; мы не догадывались о подлом спектакле Берка; мы вместе с ней пребывали в безрассудном неведении о том, что ночевка в одном доме с изменившим супругом рассматривается судом как акт прощения. Негодяю достаточно провести ночь на диване в соседней комнате, чтобы закон отмел все обвинения в измене и отказал пострадавшей стороне в компенсации. А Берку удалось куда больше. Он задержался не на одну ночь и провел их не на диване за стенкой. Под звуки его вероломных заверений в любви и искренности хрупкая броня обиды Рослин слетела с нее вместе с одеждой.
Способность Берка к разрушению не знала границ, как не знало границ доверие Рослин.
Три дня спустя прибыли новые документы: официальные бумаги по разделу имущества, с установленными датами оценки совместно приобретенных вещей – мебели, столового серебра, даже сервизов и декоративных настенных блюд. «Разномастную кухонную посуду» Берк оценил в сорок долларов и еще в двадцать пять – «карнавальные костюмы детей, хранящиеся в стенном шкафу гостиной». Следуя инструкциям своего адвоката, Берк заснял на видео содержимое дома – всех до единого шкафов, ящиков, кладовки, буфета и полок – как противовес и компенсацию его оклада, сбережений, пенсионных накоплений, всех доходов до последнего цента, чтобы судья счел разномастную кухонную посуду и карнавальные костюмы детей существенным подспорьем для Рослин, на которое она могла безбедно существовать, не посягая на честно заработанные деньги Берка. Как будто ей пришло бы в голову посягать на его капиталы. Дом предписывалось оценить и продать немедленно, расходы возлагались на обе стороны поровну. Не прошло и сорока восьми часов, как столбик с металлической табличкой «Продается» был вбит в мерзлую землю лужайки перед домом. Как последняя точка в акте предательства. Конец всему. Полное разделение имущества, судеб, жизней.
Мы слышим о «повреждении рассудка» в результате страшных физических травм -несчастных случаев, падений, побоев и электрошока, но рассудок Рослин, ее слабая психика пострадали не меньше. Она пребывала за пределами понимания или гнева, где-то в мрачных подземельях драмы и несчастья, застилавших, затуманивавших трусливое, выверенное зверство Берка. В ступоре своего горя она безмолвным зомби недвижно пережидала, пока банковские служащие и агенты по недвижимости в сопровождении странных парочек дергали ручки окон, заглядывали в туалеты, измеряли кладовки и уточняли возраст посудомоечной машины. Нашего общества Рослин не искала. Невинная жертва с потухшим взглядом, она пряталась в доме и в себе. Я видела ее лишь однажды, но узнала эти пустые, отстраненные глаза, потому что видела такие же, но помоложе, три десятилетия назад, на лице Бедной Полли в «Киавасси». Я должна была проникнуться их беспросветной болью – и действовать немедленно. Мы должны были встать по обе стороны от Рослин. Рут и я. «У него был шанс стать героем», – как-то пошутила Рослин, когда охотничья когорта Берка отменила запланированный на выходные отстрел животных. Берк все равно уехал – один, -хотя мог провести два дня дома с женой. И стать ее героем.
Читать дальше