Владимир Романенко - Жди, за тобой придут

— Эх, Джон, не только «во длине всей жизни», но и в течение одной коротенькой недели постоянства нет. Да что там недели! Каждое утро будто новой личностью просыпаюсь, на свои собственные заявления вполне короткой давности как на чужие смотрю. Этим и людей иногда шокирую.

— Чудно, Костя, чудно! Именно так всё и должно быть. Но вот касательно людей ещё немного допытаюсь, если позволите: неужто специфичность эдакая в лице и действиях ваших до такой крайности их будоражит?

— Не часто, но бывает. От этого, впрочем, заботы больше на мою голову валятся. Я ведь много уже думал на предмет лабильности своей, за некую эволюционную способность её даже принимал.

— Так и есть, дружище, так и есть! — восторженно подхватил иностранец. — Вы мне только вот ещё какую главу объясните: про личное ваше, сокровенное, то есть, мнение на столь редкую и выдающуюся чёрточку. Откуда она в вас, эта неразрывная и такая поспешная эволюция, когда другим чуть-чуть иль вовсе не дадено?

— Я могу лишь указать, когда она впервые появилась, Джон, точнее, когда я её в себе обнаружил.

— Ну, это-то как раз по мне яснее ясного — здесь уж, минхерц, и комментарии все втуне, и юмор глупый неуместен, — развеселился англичанин. — Однако эволюция, коль скоро мы её подняли, ровнёхонько ни шанса единого не имеет произойти сама же от себя — вы ведь начитаны! Ей цельная к тому аж совокупность факторов понадобиться, иначе вряд ли. Так некоторые гады морские, архидревние, от хищников и конкуренции заместо плавников конечности развили да на сушу, за бескрайним хлебом подвинулись, а вот динозавры, многим позже, зимовья лютого не простояли, как один все извыдохлись, дабы теплокровных, размером не великих да юрких, вперёд себя на землю пустить. И так на всякую «слепую» эволюцию за раз система подыщется, уж примите это к сведению и удостоверьтесь.

— Вы намекаете, Джон, что и моя «неустойчивость с вектором по линии прогресса» диктуется всеобщим «замерзанием» и личным аппетитом до «высшего хлеба»? — с неуверенностью в голосе, но всё же вполне иронично полюбопытствовал Костя.

— И этим тоже, конечно, но не в главной пропорции, — тут же ответил англичанин, и взгляд его сделался серьёзным. — Внимательно усвойте теперь, мой друг, что эволюция от homo sapiens до homo perfectum ведётся издревле, и по нынешний день протекает она весьма разумно , хотя и в сугубой тайности. Что здесь однако общего с животным кругом, так это некое лишь сходство в оформлении воздействия: у них оно приходится всегда на тело и на разный орган, у нас — конечно, более на ум, на сердце и на тончайшую основу человека. Вот вы примерно с кем-то в сообщение попали, вот тут событие, затем, когда один иль между дел окажетесь, — раздумье, а вот и чувства ваши натянулись, и мысли все бегом пошли, и мука иль восторг, и наконец открытие явилось. Без них-то ведь, без этих самых открытий разве кто продвинулся бы куда? Именно открытия, Костя, глубокие и каждодневные, плюс озарения спонтанные человека заживо другим и творят. Дело сие неприметно, как бы даже вскользь, вершится — помаленьку, капля за каплей…

— Но ведь так точно и у всех, — недоумевающе заметил Костя.

— Бог мой, да как же вы это?! Ну, разве способно оно у всех-то? Здесь ведь тонкость нужна и сердце, понимаете? И восприятия, совсем другие восприятия. Это импульсы, Костя, миллионы импульсов, как зубилом по камню, чтобы статую иль памятник оттуда извлечь. Это работа . А у всех — только лишь ветер и вода. Природа — долгий камнетёс, для природы целые эпохи надобны, и всё без плана к тому ж, без карты и расчёта.

— Не пойму, куда вы клоните, Джон.

— А вы припомните получше то мгновение, когда весь мир вам вдруг иным представился, как после этого на всех глядели, как никому по части данной ни одной догадки своей обмолвить не могли, как зреть стали невидимое и слышать неслышимое, как связи без числа открылись между всякой парой вещей и между событиями, как будущее, да-да, само даже будущее спокойно иногда вам поверялось. Так ли оно у всех-то было, а, Костя?!

— Убедили, Джон. Но всё-таки я не до конца понимаю насчёт «каменотёса»…

— Ага! Вот и снова вы на коне, мой друг, сердечнейше поздравляю! Здесь ведь у нас как: пропустил мгновение единое, и тогда уже до следующего поезда. Так что схватывайте, Костя, на лету, и не будет вам потерь, совсем даже без зубоскальства это сейчас объявляю. А вот о чём дальше расскажу — секрет большой, но, как раз, не потому секрет, что языком передать страшно или долг тайный к нему подвязывает. Секрет этот, Костя, для каждого непосвящённого барьер имеет, ибо суть его невероятна слишком, чтобы в неё вот так, по устной справке лишь, бездоказательно поверить. И вы сейчас же усомнитесь, как только прослушаете, обещаю вам. Но не для пользы момента этого и не красного словца ради стану говорить. Послание моё — к вашим будущим летам, сударь, — там и только там, в назначенном месте и в назначенный день, оно весьма полезную и пригодную службу вам окажет. Итак, к делу, минхерц!