Джеймс Келман - До чего ж оно все запоздало

А, ладно, не трагедия. Хорошего мало, но не трагедия. Хотя признать все-таки надо, хорошего определенно мало. Фактически хуже некуда. Сколько ты еще протянешь, ну, сколько?

Правда, ты еще способен ответить ударом на удар. Иногда даже против собственной воли. Особенно если вспылишь. Так что ты лучше следи за собой. Штука в том, что ты не всегда с этим справляешься. И хочешь, да не можешь.

Долбаная Англия, друг, вот куда он направится, точно; в какой-нибудь городишко вроде Маргита или Саутси – или в Скарборо, в засранный Борнмут. Христос всемогущий.

И ведь устал же охеренно, а заснуть не можешь. Он возвратился в постель.

И проснулся. Какой-то мудак хлопал крышкой почтовой прорези. Бывало, конечно, что он просыпался с утра пораньше, но это ж смешно, на хер, он вроде всего минут десять, как заснул, и сколько, кстати, времени-то, мать его, вот же ублюдки долбаные, Сэмми нащупал приемник, включил. Какой-то духовой оркестр наяривает. Значит, час совсем еще ранний, такой, когда по всей стране передают эту музыку, чтобы всякие мудаки шеметом выскакивали из кроватей, солдатскую музыку. Ладно. Вот опять, почтовая прорезь, друг, она самая. Ну не дают они тебе покоя, не дают, если бы только дали покой, так ни хрена, друг, никогда никакого гребаного покоя, одни заботы заботы заботы, всю долбаную жизнь сплошные заботы, друг. Они ж знают, что он здесь, щас начнут долбаную дверь выламывать. Он надел джинсы, носки, кроссовки, схватил табак, бумагу и зажигалку; деньги, нет, хрен с ними. Вот только третьего раза тебе не выдержать, третьего не выдержать, слишком поздно, исусе-христе, охрененно поздно, друг, для этих игр, для сраной борьбы, а придется бороться, на хер, биться с ублюдками, чтоб они сдохли, гребаная палка, где она, в жопу, друг, гребаная.

В прихожей, ну да. Где угодно. Вот она. Сэмми улыбается, покачивает головой, потом, выпуская воздух из легких, слышит хрип и сипение, кашляет; легкие, как всегда по утрам, забиты дерьмом; мокрота во рту, он ее сглатывает, так, хорошо. Сэмми подходит к двери. Вздыхает, набирает в грудь побольше воздуху и кричит: Кто там?

Это я!

Что?

Это я! Алли.

Исусе-христе, долбаный поверенный: тараторит чего-то сквозь почтовую щель, какой-то вздор, Сэмми ничего разобрать не может и прерывает его. Какого хрена тебе нужно? спрашивает он.

Нет, ты извини за беспокойство, но мне необходимо проверить пару моментов, а весь остальной день я буду занят. Это ненадолго, просто очень важно, всего минуту и займет.

Исусе-христе, друг, я решил, что гребаные фараоны приперлись! в такое время, на хер! ты охренел!

Да, извини, действительно, рано.

Так в чем дело?

Понимаешь, я всю ночь проработал. Над другим делом. Однако твое все время вмешивалось в ход моих мыслей. Есть моменты, которые мне необходимо уточнить. Можно я войду?

Мать… Поколебавшись с минуту, Сэмми открывает. Черт, а откуда у тебя мой адрес?

А, ну, это несложно.

Сэмми, немного подумав, запирает за ним дверь. Алли тут же принимается тарахтеть: Странная штука мозг, мой, например, движется по касательной, во всех направлениях сразу. Даже когда я прихожу к чиновникам по одному делу, голова продолжает работать над другими. Помнишь, я тебе про одну женщину рассказывал, я сегодня после полудня буду возиться с ее заявлением, и все равно какая-то часть меня занимается другими людьми, в том числе и тобой. И это не так глупо, как звучит, потому что дело ее самое что ни на есть логичное, так что, хочешь верь, хочешь не верь, голова может над ним особенно и не трудиться. Моя, по крайней мере, не трудится. Видишь ли, в ее случае право на апелляцию отсутствует, так что приходится отыскивать изъяны в их мотивировках, формальные, то, что можно назвать концептуальными злоупотреблениями, чтобы потом огорошить их, потребовав отсрочки слушания. Тут необходима концентрация внимания, но это концентрация такого рода, что она сама себя поддерживает. Да, и еще тебе надо кое-что подписать.

Что ты сказал?

Ты должен кое-что подписать, если ты не против.

Что?

Да это формальность. Слушай, чашка чая у тебя найдется?

Сэмми прислоняет палку к стене у двери, ведет его в кухню, ставит чайник. Молока нет.

А лимон?

Ты шутишь, что ли?

Нет, чай с лимоном хорошо утоляет жажду.

Сколько сейчас времени?

Двадцать минут шестого.

Охренеть можно.

Я полагал, ты ранняя птичка.