Мария Арбатова - Меня зовут Женщина

— И где же именно он останавливался? — ядовито спросила дама с веером.

— В одной из этих трех комнат. До конца не установлено, — смутилась экскурсоводша.

— А что ж вы тут экспонируете? — поправил очки на носу седой господин. — У вас же не может быть ни одной подлинной единицы хранения.

— Но... У нас есть документы эпохи... Есть копия рукописного журнала со стихами Пушкина. Есть раритеты того времени... Фрагмент ступеньки дома Воронцова... — испуганно сдавала экзамен экскурсоводша.

— И под это вы хотите оттяпать еще полздания и сдавать фирмам? — строго спросила дама с веером.

— Нет... Почему... Мы... Пушкин... Культурное наследие... Будущие поколения... — залепетала экскурсоводша.

— Дамы и господа, — нашлась организаторша. — Вы приехали в Одессу. А Одесса в принципе город мифов. Но если вам придется беседовать об этом музее с городским начальством, помните, что иногда неуместной правдивостью можно приговорить... Поймите, перед вами последние оазисы русской культуры на одесской земле.

— Ну что вы, — сказала дама с веером, впоследствии оказавшаяся специалистом по Серебряному веку, а не по солнцу русской поэзии. — Мы же с вами как пушкинисты с пушкинистами. Неужели вы думаете, что с «ними» мы что-нибудь будем всерьез обсуждать?

— Можно вас на минуточку? — потянул Лину за рукав Сергей Романыч.

Они отошли в тихий угол.

— Хочу извиниться за вчерашнюю невежливость. Я здесь так устал от дам с веерами. Я подумал, что вы одна из них.

— А сегодня обнаружили у меня отсутствие веера? — усмехнулась Лина.

— Знаете, есть одно письмо, — скороговоркой сказал Сергей Романыч. — Его мало кто понимает правильно. Рискуя вас утомить, я прочитаю его на память: «... Вчера я весь вечер провел наедине с известной тебе дамой, но когда я говорю «наедине» — это значит, что я был единственным мужчиной у княгини Вяземской... В общем, я хорошо продержался до 11 часов, но затем силы оставили меня и охватила такая слабость, что я едва успел выйти из гостиной, а оказавшись на улице, принялся плакать, точно глупец, отчего, правда, мне полегчало, ибо я задыхался; после же, когда я вернулся к себе, оказалось, что у меня страшная лихорадка, ночью я глаз не сомкнул и испытывал безумное нравственное страдание... Еще раз умоляю тебя, мой дорогой, прийти на помощь, я всецело отдаю себя в твои руки, ибо, если эта история будет продолжаться, а я не буду знать, куда она меня заведет, я сойду с ума».

— Я понимаю, что это письмо Пушкина, а кто имеется в виду под «известной тебе дамой»? — спросила Лина.

— Под «известной тебе дамой» имеется в виду Наталья Гончарова. Но это не письмо Пушкина. Это письмо Дантеса. Он с дежурства писал Геккерену! — с торжествующей улыбкой пророкотал Сергей Романыч так громко, что на них обернулись.

— Ничего не понимаю, — пожала плечами Лина.

— А что тут непонятного? — сощурил Сергей Романыч пожилые водянистые глаза. — Дантес влюбился так, что плохо себя контролировал!

— Вот те на! — оторопела Лина. — И что, никто из пушкинистов этого письма не читал?

Миф, голубушка, сильнее. Пушкин — солнце русской поэзии. Дантес — грязный убийца. А вы хотите, чтоб кто-то интересовался его чувствами?

— Извините, — подошла организаторша к Лине. — За вами приехали с телевидения.

Машина ехала многоукладной Одессой, причесанные дома соседствовали с развалюхами, казино — с бабульками на лавочках. На стене детского сада, ангажированного курсами иностранного языка, алела вывеска «Английська мова — елементарно!».

Более ободранного здания телевидения Лина не видала никогда. Ее завели в крохотную студию.

— Меня надо попудрить, а то я буду блестеть, — сказала Лина вошедшей девушке.

— Нет проблем, — ответила девушка, достала пудреницу и начала пудрить Лину. — Через пять минут начнем. Вас предупредили, что будет прямой эфир?

— Это все равно, — сказала Лина. — Но у меня комплекс Хлестакова, по-моему, меня опять здесь приняли за кого-то другого.

— А никто ж больше из Москвы не приехал, — ответила девушка. — Еще бы губы немножко подкрасить.

— Кто будет вести передачу? — спросила Лина, сев за столик.

— Я, — сказала девушка и села напротив.

— Извините, — смутилась Лина. — Я думала, что вы визажист.

— У нас нет денег на визажистов. Но я все умею, — отозвалась девушка. — Вам будут звонить в эфир и задавать всякие вопросы про книгоиздание. Все, начинаем.

Она ослепительно улыбнулась в камеру и сказала нараспев: