Тори Хейден: Красавица

– Хочу рассказать тебе что-то интересное, один секрет, – начала я. – Я пустила в ход свой самый «таинственный» голос. – Я не всегда была учительницей. Знаешь, чем я занималась? Работала с детьми, которым было трудно разговаривать в школе. Совсем как тебе! Я помогала им заговорить. – Я улыбнулась. – Что ты об этом думаешь? Ты хочешь начать говорить?

Винус не сводила взгляда с моего лица, ее глаза чуть сузились. Я не знала, о чем она думает. И думает ли вообще.

– Очень важно говорить в классе. Когда мы говорим, мы даем людям понять, как мы себя чувствуем, что мы думаем. Так мы решаем проблемы и получаем помощь, когда она нам нужна. Я знаю, как трудно заговорить, когда привык молчать. Тебе может быть страшно.

Если что-то и пугало Винус, то этого не было заметно. Я взяла в руки лист бумаги:

– Я бы хотела, чтобы ты нарисовала мне картинку. Нарисуй дом.

Никакой реакции. Мы сидели, уставившись друг на друга.

– Что ж, может быть, мне начать? Я нарисую травку. – Я взяла зеленый карандаш и провела линию в нижней части листа, а потом подтолкнула к Винус всю коробку. – Ну, сумеешь нарисовать дом?

Винус так и не опустила глаза. Я тихонько обошла стол и наклонила ее голову, так что ей пришлось посмотреть на лист бумаги.

Никакой реакции. Разумеется, она знает, что такое дом. Ей семь лет. Она дважды начинала посещать детский сад. Может быть, она, как и ее сестра, отстает в развитии? Может быть, я слишком многого от нее хочу – нарисовать дом?

– Ну, возьми в руку карандаш.

Мне пришлось взять ее руку, вложить в нее карандаш и положить на стол. Винус не выпустила карандаша, но ее рука плюхнулась на стол, как мертвая рыба.

– Ну что, не выходит? – спросила я. – Давай попробуем что-нибудь другое.

Я отошла от нее и вернулась с детской книжкой. Села рядом и раскрыла книгу, словарь в картинках.

– Давай посмотрим картинки. Видишь? Вот зверюшки в автобусе. Какие это звери? Мыши, верно? А вот полицейская машина, и один из полицейских – лев. А другой полицейский – это какой зверь?

Она смотрела на меня снизу вверх.

– Ну давай, посмотри вот сюда. – Я повернула ее голову, чтобы она увидела страницу. – Что это за зверь?

Никакого ответа.

Еще несколько минут я пыталась настаивать, задавая вопросы на разные лады, как бы ведя диалог в одиночку.

Хлоп! Внезапно я громко стукнула ладонью по столу. Это грубый, но зачастую очень эффективный прием. Я надеялась, что испуг поможет Винус преодолеть начальный барьер, как это случалось со многими детьми, но прежде всего меня интересовало, вызовет ли это у нее хоть какую-то реакцию, может быть, она подпрыгнет или хотя бы моргнет.

Винус просто подняла голову и посмотрела на меня.

– Ты слышала этот звук? – спросила я. – Когда я ударяю ладонью по столу? – Я снова стукнула по столу. – Ты слышишь?

– Конечно, слышу! – завопил Билли с другого конца класса. – Вы хотите нас заиками, что ли, сделать?

Винус сидела, не мигая.

– Ладно, – сказала я, наливая себе в учительской чашку кофе. – Хватит меня испытывать. Что с Винус Фокс? – Я посмотрела на Боба.

Боб сделал глоток.

– Это ты мне должна сказать.

Наступила минутная пауза. Джули повернулась к нам.

– Мне показалось, что она глухая, – сказала я. – Ее проверяли у врача?

– Да, в прошлом году, – сказал Боб. – Они долго возились с ней и наконец проверили ее на СРМС.

– Что это такое? – спросила я.

– Слуховая реакция мозгового ствола, – сообщила Джули. – Это тест, измеряющий реакцию мозга на звуковую стимуляцию, так что отоларинголог может определить, слышит человек или нет, даже если он не говорит.

– И?

– Судя по всему, она прекрасно слышит.

Я растерялась. Пообщавшись с Винус, я решила, что ее проблемы связаны с потерей слуха и что после тщательного исследования ее можно перевести в специальный класс.

– Я думаю, дело в том, что у Винус не так уж много вот здесь, – сказала Сара, учительница третьего класса, и коснулась своего виска. – Винус ни на что не реагирует, потому что в голове у нее пусто. Это наследственное. У Фоксов все дети такие.

Боб вздохнул:

– Надеюсь, это не тот случай.

С игровой площадки послышался шум. Учителя подошли к окну посмотреть, в чем дело. Я сразу поняла, что здесь замешан кто-то из моих. Догадалась по резкому, ничем не сдерживаемому воплю. Нормальные дети кричат или визжат от восторга, но в шесть-семь лет они уже умеют вести себя достаточно цивилизованно и не издают таких пронзительных, отчаянных воплей. Оставив кофе, я бросилась к площадке.