Тони Мориссон - Любовь

Рядовой первого класса Эрнест Холдер зашел к Маниле, чтобы купить немножко удовольствия, а нашел юную красавицу в матросском костюмчике и жемчугах, лежащую на диване с журналом «Лайф» в руках. Предложил вместе поужинать; Кристина согласилась. За десертом уже строили планы. Вожделение так непреложно, что кажется судьбой. И когда речь идет о постели – с него какой-то прок, конечно, есть. Но когда о жизни в браке – это же курам на смех!

Кристина выключила двигатель и, опустив противосолнечный козырек, посмотрелась во вделанное в него зеркальце. Это не было привычным ее движением, но когда она первый раз пришла в контору Гвендолин Ист, произошла одна встреча. Уже взялась было за ручку двери, собираясь войти в дом, как вдруг ее кто-то тронул за плечо. Какая-то старуха в бейсболке и теплом тренировочном костюме, ощерившись, глядела на нее снизу вверх.

– Вы ведь Кристина Коузи, я не ошиблась?

– Не ошиблись.

– Ну точно, я так и думала. Когда-то я работала у Коузи. Давно, давно это было.

– Правда?

– Я помню вас. Лучшие ножки на пляже. Ах, какой вы были красивой. Какая кожа, какие чудные волосы. А глаза, я смотрю, все те же, подумать только. Бог ты мой, какая вы были зажигалочка. Ничего, что я так о вас говорю?

– Да пожалуйста-пожалуйста, – сказала Кристина. – Уродки о красоте всё знают. Им иначе нельзя. – И пошла, не оглянувшись, так и не узнав, плюнула ей вслед старуха или усмехнулась.

Но теперь при каждом визите к адвокату она перед выходом из машины не может удержаться и не посмотреть в зеркальце. «Чудные волосы» нуждались в стрижке и укладке, причем какой угодно укладке. Кожа по-прежнему была почти без морщин, но «все те же» глаза смотрели затравленно, беспокойно и казались совершенно чужими.

Гвендолин Ист радости не выказала. Весь уклад регулярной работы в конторе – это порядок и заранее назначенные встречи. Приход Кристины был подобен взлому.

– Надо поторопиться, – сказала Кристина, придвигая стул ближе к столу. – Кое-что затевается.

– Простите? – наморщила лоб Гвендолин.

– Да с этим завещанием. Ее надо остановить.

Гвендолин подумала и решила, что потакать этой невеже, хоть она и клиентка, не стоит гонорара, который еще то ли будет, то ли нет.

– Послушайте, Кристина. Я вас поддерживаю, вы это знаете, может быть, и судья поддержит. Но вы ведь там живете, за квартиру не платите и на полном обеспечении. То есть фактически можно сказать, что миссис Коузи вас содержит, хотя делать это она никоим образом не обязана. Так что выгоду от обладания собственностью вы и так получаете, как если бы ее вам присудили. Может, даже и лучше.

– О чем вы говорите? Если захочет, она в любой день запросто выставит меня на улицу.

– Я понимаю, – ответила Гвендолин, – но не выставляет уже двадцать лет. Как вы это расцениваете?

– Как рабство, вот как я это расцениваю.

– Да ну, Кристина, – поморщилась Гвендолин. – Все-таки вы не в доме престарелых и не на вэлфере…

– На вэлфере? Вэлфер! – Кристина первый раз прошептала это слово, второй раз почти выплюнула его. – Слушайте. Если она умрет, дом кто получит?

– Тот, на кого она укажет.

– Например, ее брат, или племянник, или двоюродная сестра… или вообще больница, так?

– Кто угодно.

– Не обязательно я, правильно?

– Только если она вам завещает.

– Значит, убивать ее смысла нет?

– Кристина. Шуточки у вас…

– Нет, вы послушайте. Она только что наняла кое-кого. Девку. Молодую. Она теперь во мне больше не нуждается.

– Гм. – Гвендолин задумалась. – Как вы считаете, может, она пойдет на то, чтобы заключить что-то вроде лизингового соглашения? Чтобы вам пожизненно гарантировалось жилье и какая-то рента, что ли, в обмен на… ну, на ваши услуги?

Откинув голову назад, Кристина принялась изучать потолок, словно в поисках нового языка, потому что на старом ее совершенно не понимают. Что бы такое сказать этой адвокатствующей бабе, чтобы не очень ее обидеть? Все-таки эта мисс Ист в какой-то мере своя, происходит из бухты Дальней, она внучка той женщины с консервного завода, которую прямо в цехе разбил инсульт. Кристина медленно постучала средним пальцем по крышке конторского стола, чтобы подчеркнуть значение слов, которые собиралась произнести.

– Я – последний и единственный кровный родственник Уильяма Коузи. Я бесплатно двадцать лет заботилась о его вдове и о доме. Я готовила, убирала, я стирала ее нижнее белье и простыни, ходила по магазинам…

– Я понимаю.