Нурбей Гулиа - Приватная жизнь профессора механики

Жизнь в общежитии, взаимоотношения с людьми различного возраста, общественного положения, мировоззрения, и даже пола, помогли мне, подобно швейцарскому сыру получить соответствующую зрелую кондицию и даже символические дырочки в сердце, оставленные любимыми женщинами.

Одна из этих 'дырочек' - крупная, ещё живая, растущая и ноющая, оставлена была любовью к Тане, моей общежитейской подруге и бывшей жене моего лучшего приятеля. Но я, забыв, что любовь - не картошка, предпочёл сохранить семью и 'бросил' любимую женщину. Оставил я и любимую работу, любимую Москву, позволив жене увезти себя на 'малую родину' - в Тбилиси. Долг для меня - прежде всего! Перед 'малой родиной', перед семьёй, перед грузинской технической наукой, которая показалась мне несколько поотставшей и требующей моей помощи.

Вот с такими благородными намерениями, втайне не веря в их серьёзность, я и прибыл в родной солнечный Тбилиси, как раз к встрече Нового 1966 года.

'Солнечный' Тбилиси встретил меня моросящим холодным дождём, слякотью на улицах, сырым промозглым ветром, нетопленой коммунальной квартирой и протекающими потолками. Две керосинки, не столько согревающие, сколько 'одорирующие' (понятие, обратное 'дезодорированию') квартиру, двое маленьких детей, бабушка, мама и жена в двух комнатах коммуналки, а также старая безногая соседка в крошечной третьей комнате - всё это несколько подрывало мой патриотический порыв.

Я уже не говорю о почти полном отсутствии 'в кране' воды, которую, в нашем случае, неизвестно, кто выпил. Речь идёт о холодной воде, так как горячей - в доме и отродясь не было.

Коксовые батареи 'лимонадного' завода нещадно дымили, пачкая сохнущее на многочисленных верёвках бельё, которое так проблематично было стирать. Злополучное бельё проблематично было не только стирать, но и вывешивать. Чтобы дотянуться до верёвок, нужно было перевешиваться через дощатые перила, которые давно сгнили и трещали под натиском бёдер вешающих бельё женщин. Да, да, именно бёдер, а не животов, потому, что такой 'убийственно' малой высоты были эти проклятые перила. Я специально упоминаю эти, казалось бы, недостойные внимания перила, ибо они свою роковую роль в моей жизни ещё сыграют.

Одним словом, энтузиазма у меня от приезда на малую родину изрядно поубавилось. Да ещё и такая 'мелочь' - я ещё в поезде понял, что без Тани жить просто не могу. Кому-то это покажется смешным и несерьёзным, но такая уже штука любовь, и на одном усилии воли тут долго не продержишься. Любовь гони в дверь, а она влетит в окно! Но я тешил себя тем, что, дескать, я уже кандидат наук, у меня будет много денег, и постепенно соберутся они на покупку кооперативной квартиры, а также на частые поездки в Москву к Тане.

А главное - наука! Я помогу институту, который приглашал меня на работу, и благодарные соотечественники осыплют меня почестями. Вскоре я защищу докторскую диссертацию и мне поможет в этом мой новый 'гросс-шеф' академик Тициан Трили, человек огромного влияния: А уж с жизненными проблемами мне поможет справиться, как он это и обещал, просто 'шеф' - Геракл Маникашвили, который просил считать его другом и называть на 'ты'.

А рядом будет семья - крепкая кавказская семья, которая поможет в трудностях и согреет в беде!

- Ничего, перезимуем! - не очень-то веря себе, всё-таки решил я.

И я, встретив Новый год в кругу семьи, уже 2-го января, который тогда был рабочим днём, явился в институт со сложным названием НИИММ ПМ АН ГССР (Научно-исследовательский институт Механики Машин и Полимерных Материалов Академии наук Грузинской ССР). Или, как его называли сами сотрудники - Научно-исследовательский Институт Химических Удобрений и Ядохимикатов (простите, что из этических соображений не могу привести его аббревиатуры!).

Как-то в Москве, перед самым отъездом в Грузию, ко мне попала газета, кажется 'Литературка', со стихотворением поэта Рюрика Ивнева: 'Я вспоминаю солнечный Тбилиси:' Я не знаю, с чем связаны ностальгические воспоминания поэта - то ли он жил когда-то в Тбилиси, то ли просто приезжал туда погостить и попить вина. Но я благородно прослезился, прочтя этот стишок, и уже твёрдо и бесповоротно решил: 'Еду! Покидаю любимую, но не родную Москву, любимую, но не родную Таню, любимый, но расположенный не на Родной Земле ЦНИИС!'

- Спасибо тебе, Рюрик, спасибо! Большое кавказское спасибо за окончательно совративший меня стишок! Больше я стихам не верю - проза, особенно жизненная, как-то надёжнее!