Мы, конечно, видим то, что есть в нас.
Может, где-то далеко, на другой стороне планеты, в этот самый момент загорелые дамочки нежились под оранжевыми лучами у игристо пенистых волн изумрудного моря…
Всё может быть. Но. Если бы в этот самый момент, Теодор вдруг оказался на этом самом пляже, то загорелые дамочки ему бы сейчас увиделись поджаренными куриными окорочками на (или в) грязной пыли у зелёной лужи. Состояние сознания — лучшая призма субъективного познания объективной реальности. Всмысле, реальность, она всегда одна и та же, а вот, находясь в разных состояниях сознания, можно разглядеть все стороны этой реальности. Это как облететь гору на вертолёте. М-да.
На сей момент, гора реальности повернулась к Теодору самой паршивой своей стороной. И это надо, блин.
Один Господь Бог знает, чем бы всё это сегодня закончилось, если бы само Пространство не вмешалось в суетную жизнь скромного художника. Видимо, Пространство не очень любит, когда с помощью того же пива, в него почём зря врываются полоумные сознания всяких художников. И, ведь, можно понять! Ладно, когда — по делу, за образами к картинам, там, или за темами к стихам/прозе и т. п. Это дело привычное и, куда ни шло. А вот так, нахрапом и просто так, это уже и гениям непростительно. Надо же, блин, протоптали дорожку на Парнас, теперь их взашей от туда не выгонишь. Владыки чернильниц, повелители гусиных перьев и китайских авторучек. Они считают теперь обычным делом — залезть в кружку, а услужливые музы, мол, будьте любезны, прокатите с ветерком. Шиш. Много думаешь?
Значит, заняться нечем. А, ну тогда и на тебе, разгребай совковой лопатой.
Одним словом, раздался звонок сотового телефона.
Того самого телефона.
— Вы уже проснулись, Теодор Сергеевич? Я не разбудила вас?
— Нет, что вы, Ирэн, я уже давно бодрствую… Рад вас слышать… Простите за голос, немного осип… Вчера… Что у вас?
— Помогите мне… пожалуйста…
Вот, с женщинами гораздо проще: без обиняков и околотков, прямо в лоб. А чего тут церемониться? Игра, есть игра. Я правила обменял на свободу. То есть наоборот.
Они быстро обсудили время и место, и Теодор принялся за запоздалый утренний моцион. В принципе, долго они и не обсуждали. Ирэн пригласила Теодора к себе, просто объяснила, как добраться. Голос у неё был неожиданный. Да, видимо, так и должно быть, когда дама приглашает к себе полузнакомого джентльмена. Приглашает?
Ха. Приглашает…
И всё-таки, хоть тут ему повезло — Ирэн, это вам не надутый Михал Романыч. Ирэн, она же Наташа, она же Мария, это — ого-го. Что ого-го? А чёрт её знает, но в любой шизофрении есть волшебство тайны и эзотерической непредсказуемости. Тем паче, когда эта непредсказуемость может исходить и исходит от прекрасной дамы.
Дамы? Ирэн — дама, Мария — вертихвостка с косичками и в гольфиках, а Наташа — русская матрона в сарафане… о…
Тут ни чёрт ни Бог не разберутся, это — радуга в своём полноцветии. Одним словом, непредсказуемости тут — ниагарский водопад. А как она обрадовалась, когда стрелка барабана рулетки вчера указала на неё. Ради этих сверкающих глаз, можно… ну, не знаю, всё можно. Гм-м. Что именно?
Теодор словно отстранился от себя и на минуту задумался над искренностью, или, если точнее — честностью своих размышлений.
Хотел ли он в действительности от Ирэн чего-то? Трудно сказать. Да, она будила фантазию, она волновала эстетически и просто — волновала. Она из разряда таких женщин, которые у противоположного пола, обычно, выпадают за грань личного вкуса.
Это не удочка для карасей, это — сеть для всего водоплавающего сброда. Это — капец всему водоёму вообще. А может, она дурит всех, представляясь разными именами, а на самом деле это три сестры-близняшки? Всё может быть, на этом чёртовом свете всё может быть.
Однако встал вопрос: в чём идти и что взять с собой?
Если придти с конфетами и шампанским, то получается, мол, припёрся на свидание, а звали за помощью. А без всего этого? А чё пришёл? Надо же, «Служба спасения»… хоть белый халат натягивай. Дилемма испарилась, когда пришла спасительная логика: раз позвали его, то нужен он. Чего проще? Он нужен, такой, как есть. Хотя бы и такой. Сойдёт. А уж какой он есть, Теодор знал. Он — художник.
Через полчаса, из зеркала на Теодора смотрел тот самый художник.
Тёмные джинсы «Rifle», с отбелинами на коленках, слегка расклешённые, с неизменной «ручкой» и «ножнами» на левой штанине, кла-ассика. Нейлоновая футболка с огромной цветной фотографией «Smoki» на груди-животе, а поверх «пропиленная» джинсовая куртка. Кроссовки, нашейный платок, платок на левом запястье (вроде как, напульсник) и бандана. Вот, блин, битник, а не художник. Или хиппи. Нет, хиппи — хилые, лучше иппи — агрессивные хиппи, которые и в морду могут дать, это по нашенски. Зрелище, одним словом, стояло в зеркале. Но, таково было на данный момент его ощущение себя любимого. Хотели такого как есть? Нате.
Читать дальше