Максим Веселов - «Клуб Шести»

Лицо № 2. Музыкант Шамир, иначе его никто не называл. Видимо, из первых рок-н-рольщиков.

Весь в «коже», фантомный чёрный вязаный свитер с жёлтой полосой. Беспокойный, оглядывается на случайный звук, как на снаряд. Похож на Врубелевского Демона, когда сидит, только нервный. Словно какая-то угроза постоянно висит над ним.

Кстати, ни в одном лице из присутствовавших в Клубе, не было покоя и безмятежности… да что это я? А у кого сейчас в этой стране есть покой и безмятежность на лице, кроме всех трёх степеней олигофренов?

Лицо № 3. Самое приятное лицо. Женщина-вечная девочка. Тут невозможно пока описать, лучше для себя Перечислю: блондинка, косички-хвостики, белые чулочки, короткая юбка, блузка вроде школьной формы. Инфантильна. Представилась, как Ирэна, а ведь возраст уже мог бы добавить и отчество. Но, это пол беды — за вечер, я заметил, как к ней обращались и «Наташа», и ещё «Мария». Полный глюк.

Но, с другой стороны — так ведь интересней жить. Она, видимо, представилась им всеми тремя именами и каждый выбрал то, которое, по его мнению, наиболее подходит. Вот же бред…

Лицо № 4. Ещё одна барышня. Впечатляющая. Впечатлительная. Этакая «Дама-модерн»: кокаиново бледна, утончённа, чёрное каре, чёрное обтягивающее платье, сигарета в мундштуке, матерчатые перчатки выше локтя, полусапожки, чулки на поясе-корсете.

Изольда Максимилиановна. Язык сломаешь. Постоянно цитирует Маяковского, по моему, она от него без ума. Но что-то ещё её пугает, к любой поэтической строке, высказанной кем-то другим прислушивается ревностно и нервно. Кутает ноги.

Лицо № 5. Михаил Романович. Толи писатель, толи драматург. Человек в глазапрячащих очках, пальто-плащ, кашне, перчатки (не снимает в помещении). Всё — фиолетовое. Широкий пиджак, шейный платок, бархатная рубаха, блескучие запонки, широкие штаны в вертикальную полоску, золотая жилетка, всмысле — расшитая золотом. Ходит с папочкой, когда сидит за столом, держит её на коленях.

Теодор закурил и принялся чесать затылок: «Ну, и? Как мне всё это изображать?»

Дотошный читатель наверняка поправил бы нас, указав эту «неточность» в изложении событий, мол, не «всё это изображать (рисовать)», а «всех этих». Нет, уважаемый дотошный читатель, ошибки нет. Так он и сказал. И когда нумеровал персонажей будущих портретов, так же называл их «Лицо №». Таков был сам Теодор, особо не отличавшийся в любви к людям от верстового столба: подойдут, приглядятся, так укажет путь и подскажет расстояние, а пройдут мимо, ну, так и Бог с ними.

Мимо Теодора не прошли. Сразу столько людей вошли в его жизнь, пусть — опрометью и вскользь, но всколыхнули и так непривычный ход событий, взволновали, привнесли в его голову хаос неожиданных размышлений и навязчивых мыслей.

Одна из них неотвязно тикала в голове художника, маниакально возвращаясь и подогревая его общее уныние: никто не дал визитки. От его новеньких визиток шарахались, отказывались. Взяли, но, несмотря на правила приличия, требующие в присутствии вручившего разглядеть, изучить визитку — тут же клали в карман. А потом он обнаружил все свои розданные визитки у себя в пальто. Это они, каждый, выходили из комнаты на пять минут, дабы положить ему его визитку в карман пальто.

Но, что это я, — мысленно успокаивал себя Теодор, — со своим уставом в чужой закрытый монастырь? Может, не принято у них это, а я, тугодум, намёков не понимаю? Так оно и есть. Ну, блин, сказали бы прямо… интеллигентность тоже хороша в меру.

В конце вечера, названного Антоном Владимировичем «внеочередным собранием Клуба», присутствующие проголосовали за теодорову работу над их портретами и внесли взносы. Сумма получилась астрономическая. Тут же председатель выдал художнику пятидесятипроцентный аванс. Было вовремя, ибо «кузен» Александр нашёл-таки, наконец, подходящую квартиру. Теодор был благодарен и кузену, и банку, и новым знакомым из шутовского Клуба, и судьбе. Это надо видеть — седьмой этаж, окна выходят на две стороны дома и с обеих сторон вид на море: с востока — лениво изгибаясь и щерясь иголками судов лежит залив, а с запада — само море. О, это надо видеть собственными глазами. Залив опоясан городом и ночью покрыт искрами городских огней. Есть балкон и можно пить кофе, любуясь индустриальным пейзажем порта и портового города. А на западном балконе — закаты, утопающие в море. Боже, да Теодор и не мечтал никогда о такой квартире. Пока сложно привыкнуть подниматься к себе на седьмой. Лифты в нашей стране не приспособлены к адекватной реакции на то, что в них желают ездить люди. Лифты, как впрочем, и всё остальное, призванное облегчать нам жизнь, живут здесь своей собственной (иногда богатой) внутренней жизнью. А мы только мельтешим и отвлекаем. Ладно, обойдёмся.