Деа Триер Мёрк: Зимние дети

— По понедельникам я играю в лотерею, а Хольгер — по средам.

— Что за лотерея? — спрашивает медсестра.

— «Банко». Каждый раз я покупаю билетов на двадцать крон.

— Понятно.

Оливия вынимает из тумбочки вязанье.

— Скоро уже полтора месяца, как я здесь лежу.

— Но осталось-то всего ничего, а, Оливия?

— А ты не посмотришь, как у меня с эстриолом?

— Ты же прекрасно знаешь, я не могу этого сделать.

— В последний раз доктор сказал, что он у меня здорово снизился.

— Тем более незачем мне смотреть в истории болезни, — говорит сестра, берет поднос и выходит в коридор.

Светает. Клиника просыпается. Клиника — это муравейник. Улей. Продукт коллективного труда. Огромный живой организм. Огромный отряд людей, которые здесь работают. Огромный отряд пациенток, которые лежат здесь, иногда и подолгу. Целый конгломерат зданий, оборудования, инвентаря. Взглядов и мнений, которые здесь возникают и процветают. Политических решений, которым клиника вынуждена подчиняться.

Клиника просыпается и начинает жить.

В половине девятого бледное зимнее солнце поднимается над крышами. Его косые лучи падают в палаты, освещают кровати.

С улицы доносится шум автомобилей.

Невысокая худощавая женщина заходит, таща за собой огромный лоток с газетами, еженедельниками, женскими журналами и журналами для мужчин, гороскопами, кроссвордами, фруктами и сигаретами, зубочистками, туалетным мылом, одеколоном, косметикой и множеством других вещей, которые должны скрасить жизнь обитательницам клиники.

Оливия с трудом выбирается из постели с десятикроновой бумажкой в руке.

— Эй, Оливия, по-моему, апельсинов тебе нельзя.

— Апельсины полезны для зрения, я стала так плохо видеть.

— Мне «Роман-газету» и «Экстрабладет». Сигареты «Сесиль» и «Черный пудель», — говорит Линда.

— А мне «Берлингске», — говорит Гертруда. — И «Жить лучше». Спасибо.

Оливия возвращается в постель, прижимая к себе пару оранжевых апельсинов и «Датскую семейную газету».

Линда сидит, положив под спину подушку и развернув на одеяле купленный журнал.

— Безработица, безработица, безработица! Хоть не читай газет. Вот пожалуйста, еще одна фабрика закрывается.

— Нет, вы подумайте! Здесь сказано, что принц Чарльз обручился с Каролиной Монакской.

Некоторое время слышится лишь посасывание и почмокивание да шуршание свежих газетных листов, которые просматриваются в трех кроватях нулевой палаты.

Четвертая кровать пуста, и постель накрыта голубым пластиком.

Обход. Пациентки смирно сидят на своих кроватях, тщательно причесанные, ногти на ногах свеженакрашены.

Зав. отделением входит в палату № 0, где уже толпятся медсестра, старшая сестра, две помощницы акушерки и нянечка.

Спокойно, неторопливо переходит он от кровати к кровати, подолгу вчитывается в историю болезни, гораздо дольше, чем это в обычае у молодых врачей, и ласково спрашивает:

— Ну, как дела, фру Эриксен?

— Спасибо, прекрасно, — отвечает Гертруда.

— Да, похоже, что у вас все идет прекрасно. Давайте во вторник обследуем фру Эриксен.

Сестра делает себе пометку.

— А как дела у фру Линды Ларсен?

Линда не может вымолвить ни слова. В глазах стоят слезы.

— У фру Ларсен боли в спине в результате травмы, полученной несколько лет назад, — поясняет старшая сестра.

— Может быть, попробовать массаж? — Врач заглядывает в историю болезни. — Давайте-ка пощупаем ваш животик.

Акушерка подходит к кровати и кладет руки Линде на живот.

— Можно я на Рождество поеду домой? — шепотом спрашивает Линда.

— Такая возможность не исключается.

— А можно мне спать с мужем?

— Вот этого я вам решительно не советую.

Линда прячет лицо в одеяло.

— Ну а у нас как дела? — Зав. отделением останавливается перед кроватью Оливии, бросив взгляд на табличку у нее в изголовье. Полустертая карандашная надпись гласит: «Диабет».

— Временами я очень плохо вижу.

— Мы направим вас к окулисту. Он посмотрит ваши глаза.

— И потом, господин доктор, хорошо бы кесарево мне сделали двадцать восьмого. Тогда мой муж сможет принять участие в лотерее.

— Посмотрим.

— Там больше трехсот выигрышей. — Оливия умоляюще смотрит на старшую сестру и повышает голос, словно боясь, что ее не расслышат: — Моей золовке досталось полпоросенка. Он у нее и сейчас в морозилке лежит.

— Вот и чудесно!

Зав. отделением направляется к выходу.

— Хорошо бы меня оперировали хоть двадцать девятого, моему свекру как раз стукнет семьдесят!