Она наполняет вазу водой, толстыми коротенькими пальцами расправляет цветы, подвигает лампу на тумбочке Хабибы.
— Живот у Хабибы хорошо?
Значит, ее зовут Хабиба, думает Мария. Интересно, какой национальности дамочка, которая изъясняется на таком странном языке. Скорее всего, натуральная датчанка.
— Доктор, что говорит доктор?
— Хорошо!
Маленькая турчанка энергично кивает, пучок у нее на затылке так и ходит вверх-вниз. Она очень рада, что может выдать такую важную информацию.
Сколько же на ее гостье колец! Прямо хоть магазин открывай…
— Нет бояться, нет бояться!
— Нет-нет, — вежливо соглашается Хабиба. Ей и в голову не приходит, что надо чего-то бояться.
— Представляешь, «Манчестер» все-таки выиграл два — ноль!
У кровати Линды сидит Аллан. Он пытается рассказать ей что-нибудь повеселее, чтобы хоть немножко поднять ей настроение. Она вроде так радовалась, что он придет, но едва муж показался в дверях, на лице ее появилась озабоченность.
— А я-то был уверен, что они продули, — говорит он, хлопнув ладонью по колену.
— За электричество заплачено?
— Отец сходит заплатит.
— Ты выпил?
Линда слегка отодвинулась от мужа и укоризненно смотрит ему в лицо.
У кровати Марии молодой человек с длинными черными волосами и высокими скулами. Он в спортивной куртке и синем моряцком свитере. Он держит Марию за руку и, улыбаясь, оглядывается.
— Я надеюсь, ты понимаешь, какой это роскошный шанс?
Мария кивает.
— Но поскольку мы выступаем как замена, нас не предупредили заранее. Так что послезавтра мы уже вылетаем. Весь оркестр. Со своими инструментами. Но без аппаратуры. Все расходы они берут на себя. Правда, больше мы уже ничего не получим. И все равно здорово, как по-твоему?
— Конечно, — соглашается Мария, слегка расстроенная.
— Первое наше выступление в Готхобе, затем едем дальше на Западное побережье. Каждый вечер будем играть в новом отеле. И возможно, потом поедем на юг до Юлианехоба. Я рад, что смогу навестить родных.
— Когда же вы думаете вернуться?
— Где-нибудь в конце января. Так что время у нас с тобой еще будет, ведь ты должна рожать десятого февраля, да?
— А как же твои занятия?
— Да, с этим хуже всего! Не понимают люди, как важно развивать самобытный гренландский бит, берущий истоки в народной музыке. Им это до лампочки. Но я в любом случае еду. И плевать мне, что они там скажут.
— А если тебя исключат?
Захариас пожимает плечами и встряхивает длинными черными волосами. Он улыбается Марии. Он на несколько лет моложе ее. Двери жизни все еще широко распахнуты перед ним.
— Я побывал в центре и приобрел в «Супер саунд» новую ударную установку. В рассрочку на три года. Это же блеск! Такого даже у Суме нет..
— А теперь спать, баиньки, — сиплым голосом говорит гостья турчанки, коротышка в ярко-красном одеянии, несколько раз оборачиваясь, чтобы помахать на прощанье. — Скоро приходить снова!
Хабиба достает свое цикламенового цвета вязанье и некоторое время сидит со спицами в руках, задумчиво глядя в пространство.
Страшила Ольферт привел повидаться с матерью двух своих наследников — Ольферта Среднего и Ольферта Младшего.
Семейство плотно утрамбовалось на диванчике по обе стороны от худосочной Ивонны.
Телевизор включен на полную громкость, но никто его не слушает.
— Противно смотреть, как вы здесь валяетесь, принцесс из себя корчите, — говорит Страшила Ольферт. — И все за счет налогоплательщиков!
Указательным пальцем он тушит сигарету в пепельнице.
— Мы прогорим, пока ты будешь здесь разлеживаться. И на что, черт возьми, мы будем тогда жить? Об этом ты подумала?
Ивонна только моргает.
— Такое маленькое предприятие, как у нас, мгновенно задушат крупные. Тем более теперь — при неблагоприятной конъюнктуре и безработице. Пошевелила бы мозгами. Давно уж пора уразуметь, что надо срочно выписываться!
Он пихнул жену в бок и крутанул головой.
— А-а!.. — завопил Ольферт Средний.
— Пап, скоро мы домой пойдем? — спрашивает Ольферт Младший.
— Мальчики совсем заброшены, ты же видишь!
Оба мальчика довольно откормленные. Оба в папашу, и оба явно на стороне отца.
Ольферт Средний дергает брата за волосы.
— Отстань, дурак! — хнычет Ольферт Младший.
— Сиди смирно, негодяй! — рявкает отец и шлепает старшего по затылку. Потом, состроив жалостную мину, вновь обращается к жене: — Я и ем-то черт-те что, кто мне приготовит? И канарейке некому воду сменить. И за морской свинкой я не намерен ухаживать. Да-да!
Читать дальше