Уильям Голдинг - Пирамида

— Привет, Олли! Чего делаешь в таком ди-иком месте?

— Гуляю. Просто гуляю. А ты?

— Я на выходные тут. Встретить кой-кого надо.

— А, ну тогда пока.

Я двинулся было, хоть мне уходить не хотелось. Она не шелохнулась.

— Ты теперь куда?

— Домой. Тут просто чудовищный грохот!

— Я с тобой.

— Ты ведь встретить кого-то хотела!

Она подняла руку к волосам.

— Для слова сказала. Мало ли.

Мы умолкли и смущенно оглядывали друг друга. Лондон пошел ей на пользу. Несколько миллиметриков там, складочки сям, вопрос покроя и ткани, наверно. Кое-чего она поднабралась, поднаторела. Строгий темно-зеленый костюм, полуботинки без каблуков. Прическа небрежная, но в небрежности — обдуманность, ловкость. Уж кое в чем я, по крайней мере, разбирался, и кое-что я увидел. Эви забралась на несколько ступенек вверх по нашей проклятой лестнице.

— Вот узнал про твоего отца. Прими, как говорится.

Эви важно кивнула.

— А теперь-то машина есть у вас, Олли?

Про сержанта — все.

— У нас? Нет. — Я сверху вниз широко улыбнулся. — Ты на меня погляди! Я сам дорогой очень!

Эви меня овеяла ароматным смешком.

— Ой, важный какой в этих очках!

Ловко подняла обе руки и сдернула с меня очки. Ночь помутилась.

— Эй! Ну тебя!

— Я так моему боссу делаю, когда... Здрасте, опять прежний Олли.

— Отдай, слышишь? Я же...

— Ладно. Не пыли.

Подошла вплоть, душистая, уверенная, закрепила у меня за ушами дужки. Душа, посвященная химии, зашлась от чего-то знакомого, забытого ради инертных газов и вовсе на них не похожего. Эви легко откачнулась.

— Бобби Пружинкину машину брал.

— Что ж. Я не Бобби, верно?

— Нет. Оно и видно.

Дрогнули кисточки. Она повернулась и двинулась к Площади, я — за нею.

— Все на пианино играешь, да, Олли?

— Так, иногда. Времени нет, знаешь. А ты все поешь?

— Кто? Я? Больно надо!

Мы дошли до Площади. Эви заглянула туда, потом остановилась, повернулась ко мне.

— Ну а вообще-то ты чего делаешь, Олли?

— Моя дорогая Эви. Слишком долго и нудно было бы объяснять...

Тем не менее я за это взялся. Я заговорил о занимавшей меня идее как об уже доказанной. Криптон — то, что называется инертный газ. Но если его как следует раззадорить посредством давления и температуры, пропустить через него электрический разряд — искра пробьет весьма плотное облако криптона вместе с еще одним элементом. И получится совершенно неестественная субстанция, если допустимо такое определение. Так что криптон...

Эви на меня смотрела квадратными глазами.

— Ой-ей-ей, Олли! Ну ты и умный!

Я был приятно удивлен. Лондон определенно пошел на пользу Эви. У меня мелькнула бредовая идея повести ее в лабораторию, но я ее тут же отринул, ибо статус мой там несколько не соответствовал планке, на которую я намекал. Бред нарастал, однако, и, завидя наш флигель рядом с докторским домом, я ее чуть было не пригласил. Но тотчас возобладал здравый смысл.

— О, не знаю! А вот ты, Эви, — ты изумительно выглядишь!

Она вся лучилась под газовым фонарем.

— Олли! А у тебя девушка есть?

Я, улыбаясь, покачал головой и зажал ладонью щеку там, где, кажется, назревал прыщик. Ответ Эви меня озадачил. Она кивнула значительно.

— Да ты и молодой еще чересчур, правда?

— Я старше тебя!

Я призадумался на секунду, нащупал деньги в кармане и остановился на компромиссе, единственно возможном, если я не хотел сразу терять Эви, ее излучение и восхищение. Пока я раздумывал, Эви повернулась на пятках и обшарила взглядом Площадь. Снова приблизила ко мне лицо.

— Но кто-то должен быть рядом!

— В каком смысле, Эви?

— Скучно же одному на свете!

Смелое выступление, учитывая грохочущую возле нас ярмарку.

— Можно зайти куда-нибудь выпить.

Эви открыла кошелек, заглянула. Я ее успокоил. Я уже получил деньги за следующий семестр. Я был богач, притом не постигший покуда банальной истины, что те же деньги не потратишь дважды. Мы двинулись вместе в «Корону». Я придержал для Эви дверь, и она захлопнулась с тугим стуком, отрезав нас от ярмарочного гама. Тут не было запахов снеди, смазки и пота, вспышек, мигания ламп. И хозяйничал добропорядочный, тусклый, но всепроникающий дух линолеума и пыли. По псевдоручной работы ковру мы прошли во второй зал и уселись у стойки на высоких лакированных табуретах. Миссис Минайвер, скрючившись, уронив на стойку руки, разглядывала смутный вид Эдинбургского замка. Моментально раскрюченная порывом профессионального гостеприимства, она выдала Эви ее виски с содовой, бледное пиво мне и скрючилась вновь. Я огляделся. Последний раз я был в «Короне» тогда, почти два года назад, с мистером де Трейси — памятный случай. Сейчас четверо членов муниципалитета, зажав креслами низенький столик в дальнем углу, что-то обсуждали по поводу предстоящего заседания. В другом углу молчала, уныло созерцая свои стаканы, какая-то пара.