– Это все из-за тебя. Сама виновата. Где это видано, чтобы барышня из хорошей семьи бралась вязать кофты или нанималась на работу к деревенской портнихе.
Я могла бы ответить тетке так, чтобы ее в пот бросило, да не хотелось связываться. Если даже то, что я честно работаю, можно обратить против меня, – лучше молчать.
Хозяйка, выслушав мою реляцию о «визите» к Петкевичам, только выругалась себе под нос и ушла.
Пани Ковалик торжествовала:
– Ну, что я говорила? Не думай, что я радуюсь, меня зло берет, когда я себе представляю, что ты пережила. Но до чего ж это похоже на Петкевичей! И так получилось не случайно, просто она решила показать тебе, что ты для них значишь. Давали бы за тобой землю или лесопилку, она бы по-другому запела. А теперь послушай меня. Ты развитая, толковая, работящая – воспользуйся этим. Старайся пройти по жизни независимой. Для бедной девушки это единственное приданое, и кто знает, не дороже ли оно денег…
По воду я теперь ходила приплясывая. Я поняла главное: надо помнить, в каком мире я живу. Этот небольшой урок показал мне, где мое подлинное место в Кальварии. Во всяком случае, я освободилась от пани Петкевич вместе с ее милосердием и от ее сыночка. Больше мне никогда в жизни не придется даже словом с ними перемолвиться. И тетка не заставит заискивать перед этим барчуком. Это уж точно. К сожалению, не менее ясно поняла я и то, что Виктория при молчаливом одобрении бабки будет по-прежнему строить фантастические планы относительно моего будущего. Меня теперь не оставят в покое и дешево или дорого продадут при первом же удобном случае.
Тетка из одной крайности легко впадала в другую. В воскресенье она расценила маневр пани Петкевич как проверку твердости моего характера и чувства собственного достоинства. И теперь радовалась, что испытание прошло удачно. Однако атмосферы в нашем доме это не разрядило, она оставалась невыносимой, особенно по воскресеньям, когда от безделья мы докучали другу другу больше, чем обычно.
Это воскресенье казалось мне на редкость тягостным. Обед прошел в полнейшем молчании. Я быстро перемыла посуду. Часа в три кто-то позвал меня с улицы. Я была уверена, что пани Ковалик – она всегда скучала по воскресеньям, – и мысленно поблагодарила ее за это. Но внизу под окном стояли соседские девчата. Зося Рымбал громко крикнула:
– Катажина, пойдем погуляем!
Я посмотрела на них так, будто они свалились с луны. Что случилось? Встречаясь со мной на улице, они едва удостаивали меня кивка. Я хотела крикнуть, что не собираюсь никуда идти, но меня опередила бабка:
– Пойди, обязательно пойди! Когда не нужно, ты бы только дома и сидела! Мне надо поговорить с Викторией.
Я смолчала, надела пальто и вышла. До поры до времени приходится все терпеть.
Возле дома, кроме Зоси, меня ждали Бася Гжель, дочка владельца винокурни, и Тереза Марыняк, признанная нашей хозяйкой «мисс Кальвария».
– Отпустила бабка? Вот и хорошо, пройдемся до монастыря и обратно, – заговорили они наперебой.
– В такую даль? – удивилась я. Эта прогулка меня не прельщала: подошвы моих выходных полуботинок были тонкие как бумага. – А зачем?
– Да ты что? Мы каждое воскресенье туда ходим, – объяснила Зося. – Нас будет много, еще по дороге присоединятся. Не ломайся.
И мы прямо по мостовой двинулись к рынку. Мои спутницы тараторили все разом. Я с большим интересом прислушивалась. Такой случай не каждый день представляется.
– А Юзя-то Павляк в каком платке пришла сегодня к обедне! Из ангорской шерсти лилового цвета. Ничего платочек, но разве ей можно такой цвет носить? Она в этом платке выглядит как без пяти минут покойник. А видали, в каких туфлях была бедняжка Зузя?
Я прищурилась, мне казалось, что так лучше слышно. Когда зашла речь о Зузиных туфлях, я с трудом удержалась, чтобы не проверить, не разваливаются ли случайно мои.
– Ну и напился же вчера Марынин отец, доложу я вам!.. Я его из чердачного окна видала. По шоссе его несло зигзагами, от одной обочины к другой, а как к дому стал подходить, гляжу – точно сразу протрезвел. Что случилось? – думаю, высунулась немного, а его, оказывается, в воротах Марынина мать поджидает. Ох же и боится ее муженек! В руке у нее не то палка, не то ремень был, и как начала она его по голове, по голове, а он в крик… А она ему: «Нишкни, пропащая твоя душа, помалкивай! Ты все имущество пропить готов, о детях не думаешь. Последнюю рубаху за водку отдал бы!» – Тут Бася выдержала эффектную паузу. – Потом все стихло. Меня разбирало любопытство, чем кончится. И что б вы думали? Через полчаса Марыня помчалась к рынку – за водкой, разумеется. У них всегда так: сперва мать скандалит, а потом за водкой посылает и сама пьет. Тетка моя говорила, что бедняжке Марыне не так-то легко будет найти мужа. Кто решится в такую семью войти?
Читать дальше