Шэрон Гаскин - Забытое время

— Ноа начинает мне доверять, — осторожно сказал он. — Больше говорит о своих фантазиях.

— О другой матери? — Руки у Джейни судорожно сжимались и разжимались. Она сложила их на коленях.

— В том числе, но не только.

— Но почему он воображает другую мать?

— Зачастую подобные фантазии вызваны событиями дома.

— Это я уже слышала, и мы это уже обсуждали. Нет никаких событий.

— Никакого сильного стресса?

Она хрипло усмехнулась. Стресс у нас, доктор, только из-за вас.

— До этой истории — ничего.

Проблема в том, что Джейни тратила сбережения. Уже сняла деньги с пенсионного счета и израсходовала небольшое материно наследство, отложенное Ноа на колледж. (Текущая задача — успешно отправить Ноа хотя бы в детский сад.) Только в этом месяце пришлось отменить четыре встречи с потенциальными клиентами, потому что не потащишь ведь ребенка на совещания и на объекты, да с этими хождениями по врачам с клиентами и встречаться-то некогда. На горизонте никакой работы, без работы нечем оплачивать счета, а ответов все нет.

Джейни водила Ноа и к другим врачам — неврологам, психологам, нейропсихологам. И Ноа, и Джейни всё это ненавидели — эти долгие поездки на метро, это бесконечное ожидание в людных приемных, где Ноа безразлично листал «Слон Хортон высиживает яйцо» [11] «Слон Хортон высиживает яйцо» ( Horton Hatches the Egg , 1940) — стихотворная детская книга Доктора Сьюза (Теодор Сойс Гайзел, 1904–1991). , а Джейни занималась тем же самым с номером «Тайм» годичной давности. Врачи беседовали с Ноа, обследовали его мозг, заново обследовали его легкие (да, у него астма; да, легкая форма), затем отсылали его в соседний кабинет и беседовали с Джейни, и она уходила с облегчением пополам с раздражением, поскольку выяснялось, что врачи ничего не нашли и сказать ничего не могут — могут разве что пообещать дальнейшие обследования. И все это время она ждала приема у доктора Ремсона, лучше которого якобы никого нет.

— Мы уже ходили к трем специалистам, двум психологам и теперь пришли к вам. Никто ничего не может объяснить. Не обещают даже намека на диагноз.

— Ребенку четыре года. Для точного психиатрического диагноза рановато.

— Доктор, я сына даже помыть не могу. — В последний раз попыталась неделю назад — Ноа довел себя до истерики, которая закончилась астматическим приступом.

Первый приступ за полтора года. Поднеся к его лицу небулайзер, в котором детские хрипы звучали грозными вестниками материнского провала, Джейни дала себе слово: я перестану ждать, когда ему полегчает. Я буду изо всех сил помогать ему прямо сейчас.

— Можно попробовать поведенческую терапию…

— Уже пробовали. Не помогло. Ничего не помогает. Доктор, умоляю. У вас гигантский опыт. Вы никогда не сталкивались с похожими случаями?

— Ну… — Доктор Ремсон откинулся в кресле поудобнее, сложил руки поверх обширных вельветовых колен. — Пожалуй, с одним.

— Был похожий случай?

Джейни затаила дыхание. Смотреть врачу в лицо она боялась и сверлила глазами носок его ботинка. Доктор Ремсон проследил за ее взглядом, наморщил лоб, и вдвоем они посмотрели, как его черная ступня постукивает по темно-малиновым квадратам персидского ковра.

— Много лет назад я был ординатором в Белльвью. Ребенок часто рассказывал о травмах, которые пережил во время войны. Рисовал страшные картинки. Штыковые удары. Изнасилование.

Джейни содрогнулась. Эти картинки так и встали перед глазами — кровь красным карандашом, у человечков руки-ноги, как спички, и широко распахнутые рты.

— Жил в маленьком городке в Нью-Джерси — по всему судя, в любящей полноценной семье. Клялись и божились, что он в жизни не видал того, что рисовал. Весьма удивительно. Всего пять лет мальчику.

Аналогичный случай. Фрагменты головоломки по имени Ноа наконец складывались. Джейни окатили облегчение и ледяное предчувствие.

— И какой у него был диагноз?

Психиатр скривился:

— Он был чуть старше Ноа. И все равно слишком мал для постановки диагноза.

— Какой диагноз?

— Ранняя детская шизофрения. — Ремсон потуже натянул свитер на пузо, будто от одних этих слов в кабинете похолодало. — Конечно, у таких маленьких детей встречается редко.

— Шизофрения? — Слово зависло в вышине, в охлажденном воздухе, блистая, как зазубренная сосулька, а затем на Джейни обрушилось понимание. — Вы считаете, у Ноа шизофрения.

— Я же говорю, он слишком мал для постановки точного диагноза. Но мы должны иметь в виду такую версию. Сбрасывать ее со счетов мы не можем. — Из-под тяжелых век за Джейни невозмутимо наблюдали его глаза. — Со временем узнаем больше.