Помолчав пару минут, он проворчал:
– Они тоже все лишние.
– Любая собака – лишняя, – согласился Фрейденберг.
– Гораздо интереснее, – продолжал барон, – другая история, случившаяся почти в то же время. Это история о желтых ботинках подпоручика Розенфельда. Все это было еще до Первой мировой войны. Розенфельд служил в Третьем императорско-королевском отдельном корпусном артиллерийском полку имени эрцгерцога Вильгельма, стоявшем тогда в городе Эссеге. И вот он безумно влюбился в актерку, а может быть, певичку, по имени Мафальда Водичка. После целого ряда перипетий, хотя и отведших Розенфельда от пропасти безумия, зато приведших к краю другой пропасти, финансовой, эта Водичка уступила наконец его натиску, согласившись выйти за него замуж. Однако в те времена было принято, что кадровый офицер, если он собирался жениться, а тем более на актерке, – вы уж меня извините, надеюсь, никого из присутствующих это лично не задевает, – обязан был получить на брак высочайшее разрешение, я подчеркиваю – высочайшее! – то есть он должен был явиться лично на аудиенцию к императору. И вот подпоручик Розенфельд подает прошение на высочайшее имя, берет отпуск и едет вместе со своей Maфальдой в Вену. Атам он, в последний вечер перед аудиенцией, встречает своего старого друга и однокашника Алоиза Сухи, подпоручика Третьего богемско-галицийского редутного артиллерийского полка имени князя Кинского. И вот они встречаются в ресторане, и наш подпоручик их знакомит:
– Подпоручик Сухи. Мадемуазель Водичка. Представляете, какой тут последовал взрыв эмоций!
Короче, задолго до назначенной аудиенции Водичка безумно влюбилась в Сухи, дав бедному Розенфельду гарбуза. To есть он остался с носом. Однако какой-то там подпоручик не может позволить себе просто так взять и отказаться от аудиенции, назначенной ему самим императором, – я, мол, передумал и все такое… К счастью, в ответ на вопрос о цели аудиенции Розенфельд в своем прошении написал не: «брак с актеркой», а всего лишь: «личная просьба». Однако о чем ему было просить теперь? Розенфельд целую ночь ломал себе голову, отвлекаясь лишь, чтобы в очередной раз в отчаянии проклясть собственную глупость, из-за которой он лишился любимой Водички, и даже утром, уже стоя в аудиенц-зале, он не знал, о чем просить. Вошел император. Розенфельд вытянулся по стойке «смирно» и доложил, как положено:
– Розенфельд, подпоручик Третьего императорско-королевского отдельного корпусного артиллерийского полка имени эрцгерцога Вильгельма, по приказанию Вашего Императорского Величества прибыл!
– Молодец, молодец. И о чем же ты просишь?
Император называл на «ты» всех своих офицеров. Розенфельду не пришло в голову ничего лучшего, как выпалить:
– Ваше Величество! Желтые ботинки!
– Ну, ну, – добродушно сказал император, ~ желтые ботинки. Тебе нужны желтые ботинки? А зачем?
Почему подпоручику вдруг вспомнился святой Петр, он потом так и не смог объяснить. В мозгу у него все вертелось подобно колесу фортуны, и эта рулетка вдруг остановилась изамерла на ячейке с надписью «Св. Петр».
– Честь имею доложить, Ваше Императорское Величество, что мне во сне явился Святой Петр и велел просить желтые ботинки для обмундирования офицеров Третьего императорско-королевского отдельного корпусного артиллерийского полка имени эрцгерцога Вильгельма!
Император Франц-Иосиф был, как известно, человек суеверный. Услышав это, он отступил на шаг и тихо переспросил:
– Это и в самом деле был Святой Петр?
– Так точно, Ваше Императорское Величество!
Вот так и вышло, что офицеры императорско-королевского полка имени эрцгерцога Вильгельма стали носить желтые ботинки. В конце концов даже сам патрон полка, его императорско-королевское высочество эрцгерцог Вильгельм, вытребовал себе желтые форменные ботинки и стал в них ходить.
– Я все-таки не поняла, – подала голос жабоглазая мадам Тебедох, – почему этот ваш Вечный Жид носил желтые ботинки? Я как-то не вижу связи.
– Жаль, что у нас в Прибалтике не было Геракла, – мрачно ответил ей барон.
* * *
Я, бог Кадон, понял это. Слушая слезные песнопения бергассессора и видя, как он записывает на чем ни попадя все новые пассажи к своему «Офтердингенскому трубачу», – Тя-зря-Господи-ужасаяся-и-стояще-зовый-к-ней-тако-пре-свя-Богоро-Дева-Мари-иии-я! – я вновь убеждался, что это лучшая опера всех времен и народов, подлинные Чимборасо и Эверест музыкального театра. Со дня премьеры не прошло и пяти месяцев, как в театре отпраздновали тысячное представление. Даже в Байрейте хотели заменить «Парсифаля» этой оперой и вообще выкинуть из репертуара все оперы, кроме этой. «Черная уздечка для белой офтердингенской кобылицы». Ну и, конечно, непревзойденная «Голотурнская мельница» Вильгельма Фрейденберга. Или «Агасфер» Рудольфа (Рудольфа ли?) Черви.
Читать дальше