Олег Рой - Обещание нежности

— Отчего же невозможно, милейшая, ненагляднейшая моя Татьяна Петровна? — Слащавость гостя была просто невыносима. — Вы вспомните хорошенько, ведь то же самое вы говорили мне и насчет этого особняка. А вот сумели же мы прийти с вами к какому-никакому соглашению, правда? Так и тут будет. Я просто уверен: если вы хорошенько подумаете…

— Вы вообще отдаете себе отчет в том, насколько подлы и грязны ваши угрозы? — с отчаянием в голосе заговорила женщина. — Ведь вы обещали мне, что ни я, ни Варенька больше никогда не увидим вас, если вы получите половину дома. Вы и получили его. Чего ж вам еще?

— Ну, Татьяна Павловна, ну вы же разумная женщина! — с неприятным, делано искренним укором заговорил коротышка, закатывая глаза и вздымая руки к потолку. — Ну, что такое несколько старых побрякушек, несколько потемневших от времени картин по сравнению с жизнью вашей внучки? Ведь я же не прошу у вас невозможного, не граблю и не обижаю вас; я всего лишь советую вам поделиться. И поверьте мне, так будет лучше для всех.

Ответа хозяйки дома третий, невидимый участник этого разговора уже не услышал. Его тряхнуло, почти перевернуло в воздухе, ударило в лицо мощнейшей волной непонятного, бесшумного взрыва, и он едва успел подумать, что вот так, наверное, и происходит с людьми разрыв сердца. Никогда еще его возвращение из глубин сознания не происходило столь резко, никогда еще его дар не причинял ему столько страданий. Приподнявшись на постели, где он обнаружил себя, едва придя в чувство, человек без имени с трудом сумел сориентироваться в пространстве и наконец понял, что именно доставляет ему такой дискомфорт: Варя, стоя на коленях перед его узкой железной кроватью, изо всех сил трясла его за плечи, время от времени мерно повторяя:

— Ты слышишь меня? Ты что-нибудь чувствуешь? Скажи же хоть что-нибудь!..

Удар по щеке, нанесенный такой хрупкой на вид ручкой, заставил человека без имени не только улыбнуться ее страстному желанию привести его в чувство, но и покачнуться от неожиданной силы и меткости этого удара. А девушка все повторяла, словно будучи не в силах остановиться:

— Ты слышишь меня? Ты слышишь меня? Отзовись!.. Он отвел ее руки (Господи, теперь он понял, почему так скверно было ему там — ведь никто и никогда еще не тревожил его в сомнамбулическом состоянии, никто прежде не пытался вернуть его из глубин времени и пространства насильно), усадил ее рядом с собой и обнял, убрав с лица упавшие, растрепанные и перепутанные светлые пряди. А она прошептала сквозь злые слезы, не пытаясь даже скрыть их и глядя на человека без имени так, будто он только что смертельно оскорбил ее:

— Я думала, что ты умер. А ты, выходит, просто шутил со мной? Где ты был, скажи?

— Ты могла встать и уйти отсюда, — тихо сказал он, не отвечая на ее вопрос. — И тогда тебе не пришлось бы больше ничего объяснять мне, не пришлось бы выслушивать мои упреки. Почему ты не ушла?

— Я испугалась, — пожаловалась девушка совсем по-детски и шмыгнула носом. — Я думала, ты тоже умер, как и все… Я не хотела, чтобы ты умер. Я бы скучала по тебе.

— Но ты и сама ведь собиралась умереть, — очень серьезно заметил он. — Так не все ли тебе равно, жив ли я, умер, люблю ли тебя или другую, с тобой я или же очень, очень далеко?…

Она задумалась.

— Я думала, что все равно. А оказалось — нет… — Она снова как будто жаловалась ему на него самого, и ее огромные кофейные глаза смотрели на него с возмущением и испугом. — Ты был такой холодный, такой неподвижный и даже не откликался на мои поцелуи. Представляешь, я целую тебя, а ты никак не реагируешь на это…

— Не представляю, — покачал головой ее оживший возлюбленный, с трудом пытаясь удержать улыбку. — Вот как ты била меня по щекам — это я представляю себе очень даже хорошо. А чтоб целовала… нет, такого не помню. Может, ты покажешь мне, как ты это делала?…

Она показала. И демонстрация эта грозила затянуться так надолго, что человек без имени, сам поражаясь своему хладнокровию, вынужден был остановить ее. Как ни странно, теперь он был уверен в себе, в Варе и в их общем с нею будущем куда сильнее, нежели сутки назад. Только ему надо было слишком многое рассказать ей, и слишком многое им предстояло за эту ночь сделать. А потому он, с трудом оторвавшись от девушки, которая, ничего не зная о нем, пыталась отвоевать его у самой смерти, проговорил:

— Подожди, Варя. Сядь со мною рядом, успокойся. Мне ничего не угрожает, у нас с тобой все хорошо. Я должен поговорить с тобой.