Вячеслав Репин - Хам и хамелеоны. Том 1

Этот дуб был посолиднее. Где-то с середины ствол его раздваивался. Такого могло хватить не на один брус, а на два. Николай одобрительно похлопал ладонью по нагретой солнцем коре.

— Дай-ка и я на него гляну, — произнес подошедший Палтиныч.

Подойдя к дубу, Палтиныч взялся за отстающий кусок коры, потянул и, как обои со стены, сорвал трухлявую полосу до самой земли и принялся придирчиво рассматривать голую задымленную плесенью поверхность дерева.

— Гнилой? — спросил Иван.

— А кто его знает? Вроде снаружи-то хорош, а бывает, распилишь такой, а внутри пакость какая-нибудь, — пожал плечами Павел Константинович.

Петрович тем временем безжалостно всадил в ствол крюк и с видом человека, привыкшего угождать и потакать чужим прихотям, ждал, что решат заказчики.

— Другого нет? — спросил Николай.

— То-то и оно… — вздохнул лесоруб.

— Ты друг, давай, вали его тогда, да и дело с концом! Чего резину тянуть? — поторопил Павел Константинович.

Решение было принято. Рабочий сходил за бензопилой, завел ее, и не прошло и десяти минут, как дуб, скрипя всеми суставами и будто стараясь ухватиться за кроны соседних деревьев, чтобы удержаться на корню, напоследок кроша всё подряд, обреченно рухнул наземь. Петрович поплевал на свои коричневые ладони, завел мотор пилы и принялся срезать обломанные ветви.

Очищенный от сучьев и веток ствол был распилен в разветвлении на три куска. При помощи крючьев подоспевшие рабочие выволокли бревна к аллее, туда, где был свален пиленый лес.

— Сколько ему, по-вашему? — спросил Николай.

— Годов-то? Дубу? А сейчас посчитаем.

Лесоруб оседлал толстый конец дубового бревна, склонился к срезу и стал вычислять.

— Тридцать седьмого… года мы! — провозгласил он через минуту. — Так я и думал! С дубом-то плоховато у нас. Перевели весь перед войной. Эти посадки старые, довоенные. При отце народов, в тридцать седьмом, два участка засадили. Здесь и вон там… — Петрович махнул рукой в сторону просеки. — Тут вот и пилим сегодня. Этот еще ничего, хоть и мертвый. Всего лет пять, поди, простоял. Потому и не гнилой…

В ожидании трактора Павел Константинович устроился на бревне, став вдруг похожим на умудренного жизнью кота, умеющего беречь свои силы.

Сквозь ветки ольхи начинало припекать. Николай вертел в руках подобранный с земли ошметок бересты. Вид у него был недовольный. Иван же с оживлением озирался по сторонам. С появлением солнца на просеке осенняя чаща заиграла золотистыми бликами. Стояла пьянящая тишина.

— Сколько, говоришь, лет-то было? Покойнице? — спросил Петрович старшего из братьев.

— Тридцать седьмого года рождения, — помешкав, ответил Николай.

— Ну, брат, ставь поллитровку! Как звать-то тебя?

— Лопухов его звать! — отрекомендовал Николая Палтиныч. — А поллитровку… Я тебе, гад, такую поллитровку поставлю — мало не покажется! И на таком деле руки погреть рады. Стыд-то поимей!

— Во народ пошел! Чуть что, сразу гад… — без обиды проворчал дровосек.

— А насчет возраста вы почему интересуетесь? — спросил Николай через силу.

— Да колец-то на дубу поваленном — столько же. Я ж говорю: в тридцать седьмом сажали их. Тоже, получается, тридцать седьмого года рождения. Для тебя он здесь и стоял, дуб этот… Не суеверный я, но когда совпадения такие… Тьфу ты, леший!

Николай уставился на работягу в некотором замешательстве. Палтиныч покачал головой и осуждающе прицокнул языком…

Павел Константинович не стал предупреждать братьев, что любит работать один, да и вставал он обычно на рассвете. Поэтому наутро, когда братья пришли к нему во двор помогать, крест он уже почти закончил. Осталось подогнать пазы и скрепить соединения шипами.

Даже в горизонтальном положении, еще не поднятый с козлов, крест выглядел неимоверно тяжелым. С размахом поперечной балки в полтора метра и около трех метров высотой, вместе с той частью подножия, которая должна была уйти в землю, эта внушительного вида конструкция лежала на козлах при входе в сад, поближе к двери в мастерскую. Крест напоминал распятье в натуральную величину. Смотреть на него было жутковато. Как Павлу Константиновичу удалось ворочать этакую махину в одиночку? При помощи рычагов, лебедок?

— Закрепить осталось… перекладину, — поздоровавшись с братьями, пояснил Палтиныч, весь белый от древесной пыли.

Николай прикоснулся к гладкой поверхности бруса и спросил:

— Гвоздями?

— Вставками дубовыми. Скажешь тоже — гвоздями! Ведь разлезется, зимы не выстоит… Я отца-то вашего просил шипы раздобыть. Не передал, что ли?