Вячеслав Репин - Хам и хамелеоны. Том 1

— Сотовый телефон ты дал ей? — спросил Иван.

— Заставил записать. И рабочий, и сотовый, — Николай метнул ненавидящий взгляд в сторону валявшегося на кровати плоского серебристого аппаратика. — Молчок.

— Филиппов что думает?

— Говорит, что ей не дают позвонить.

— Кто?

— Какой же ты тугодум, ей-богу… Если бы я знал кто, я бы к ним спецназ уже послал!

— Вот что, Коля, дурака валять больше не будем. Дров ты наломал достаточно, — сказал Иван. — Я предлагаю идти в милицию, прямо сейчас, и рассказать всё, как есть.

— Что именно ты будешь там рассказывать? Что Маша папы с мамой не слушается? От рук отбилась?

— Пошли Филиппова, черт возьми! Пусть объяснит как следует.

— В облаках ты витаешь, Ваня. Очнись же, елки зеленые! Ты не в Лондоне. Милиция — это не Скотленд-ярд! Мы в России! — Николай едва не кричал на брата.

— Филиппов тоже так считает?

— Да всем это известно. Кроме тебя, конечно…

— В таком случае, скоро за нее выкуп попросят. Готовь кошелек, — вздохнул Иван.

Николай помолчал, похлопал себя по бокам в поисках зажигалки и пробормотал:

— Вот это ближе к делу. Я еще тогда об этом подумал, когда тебя в метро отмутузили… Я тут Глебову позвонил, — виновато прибавил он. — Попросил содействия. Так что он ждет нас сегодня. В восемнадцать ноль-ноль.

— А Глебов-то тут при чем?

— У меня в Петербурге концов никаких. А у него по старой работе такие связи есть, какие тебе и не снились.

— Один поедешь, — сказал Иван.

— Я сказал, что мы вдвоем будем.

— К Глебову поедешь один.

Николай не спорил, но проворчал:

— Как всегда… Толку от тебя, как от козла молока.

— Я буду на Гороховой. Позвонишь… — мрачно вымолвил Иван и вышел.

Вечером, уже в начале десятого, как только из вестибюля позвонил портье, Николай отправил телохранителя в холл, чтобы тот встретил и привел брата в номер.

Телохранитель Андрей привел его в другой номер, более просторный и лучше обставленный, чем тот, в котором Иван виделся с братом накануне. Оказалось, днем Николай поменял номер из предосторожности; на этом настоял вездесущий Филиппов: пока, мол, не выяснится, нет ли наблюдения за гостиницей.

В помятой белой рубахе навыпуск, Николай сидел на кровати и в прострации крутил в руках галстук, который стал теперь похож на веревку.

В номере был еще один незнакомец — высокий, с незапоминающимися чертами лица.

— Филиппов… Мой брат Иван… Познакомьтесь, — пробурчал Николай.

Иван почему-то представлял Филиппова другим — более плотным, более представительным, никак не худощавым простолицым блондином с пробором на голове, каким он предстал его глазам. Флегматично пожав ему руку, Филиппов прошел к окну, сел в угловое кресло и, подчеркнуто обращаясь только к своему шефу, стал излагать следующее:

— Нам довольно повезло. У Марии есть кредитная карточка. Выдана женевским банком «Credit Suisse». Она расплачивалась карточкой в супермаркете на Невском. Несколько раз — в детском магазине «Кенгуру», тоже в центре.

Николай, уставившись невидящим взглядом в черное окно, кивал, продолжая мусолить потухшую сигару.

— Тут еще кое-что выяснилось… — Филиппов многозначительно помедлил. — Сестра ваша проходила здесь по делу. В прошлом году.

— Какое еще дело? Что такое? — напрягся Николай.

— Привлекали целую группу лиц. Шпана, выходцы из горных районов. Им вменялась торговля крадеными автомобилями, подделка таможенной документации. Подробностей не знаю… Мария проходила как свидетель. Для дачи показаний не явилась.

— А поточнее нельзя было узнать? Что-то одни предположения у тебя сегодня, — упрекнул Николай.

— Я дал поручение. Через пару дней будут подробности, — не реагируя на оскорбительный тон, ответил Филиппов. — Насчет этого охламона… Парень, с которым Мария в Штаты уехала, разъезжает между Москвой и Нью-Йорком. Один из давних его корешей, тоже ивановский, уже два года сидит в «Крестах». За наркотики. Суда не было, но он проходил еще по одному делу, так до конца и не раскрытому. Это всё. Сам Четвертинов в начале октября приезжал в Москву. А месяц назад проходил через таможню в Пулково. Прилетел из Цюриха. Обратно уехал через финскую границу, на Хельсинском поезде. Это уже буквально на днях… Погранконтроль влепил ему отметку в паспорт. Что привлекло мое внимание: он был с ребенком… Ребенок должен был быть внесен в паспорт. Пытаюсь получить копию.

Наливаясь бессильной яростью, Николай замотал головой: