В тот день, когда обнаружил сначала подпорченный дверной замок, а после замка не обнаружил всего остального дорогого, Глеб Иваныч сделал звонок в органы внутренних дел, как положено делать согласно правила гражданского поведения любому пострадавшему. Явившиеся милиционеры несколько часов провели в квартире генерала, осторожно интересуясь и выспрашивая про окружение, знакомых, про тех, кто навещает чаще других и мог бы, к примеру, знать домашние дела лучше прочих.
– Про оружие у Ежова можете поинтересоваться, а про домашние дела у покойной супруги, которой и так с шестьдесят третьего здесь не было и нет, – раздраженно ответил Чапайкин, не понимая, как этот сопливый лейтенант и двое с ним пацанов в штатском не отдают себе отчета в том, что нет и не было здесь никогда никаких посторонних, как нет и друзей никаких у него и тоже не было никогда. Да и какое такое окружение может у человека быть в восемьдесят пять лет, когда даже единственная родная дочь была здесь по случаю год назад исключительно с целью прописки на дедову жилплощадь дочки-соплячки. Собаку приволокли какую-то, бездарную, как сами они. Та чихала, чихала, так и села на пол ни с чем. А к концу второго часа молодой их, что вопросы свои так и сяк встраивал, спросил, не будет ли попить. Глеб Иваныч поднялся тяжело и принес стакан с крановой водой. А тот ухмыльнулся и поправил хозяина, что, мол, собачку я имел в виду, не себя. Псина их служебно-розыскная пить хотела, оказывается, а не сами они. А ему, стало быть, на словах передала или собачьим знаком своим милицейским пометила?
В общем, сделалось ему и от этого еще дурно и злобно, как и от кражи самой.
– Вон отсюда! – внезапно заорал генерал. – Мотайте, мать вашу, пока я с вашим начальством не разобрался, как вас работать учить надо! Валите! Живо – одна нога здесь, другая… – он кивнул на дверь. – И чтоб этой ноги больше не было у меня. Найдете – вызывайте. Все!
Те друг на дружку странно так посмотрели, поднялись, собаку прихватили и пошли не оглядываясь. А Чапайкина от этого еще больше тогда разогрело, потому что догадался, что они подумали про него – чокнутый старикан-то, совсем, мол, из ума выжил, хули мы будем тут перед ебанашкой расстилаться. Да и хер бы с ним, со старым козлом.
Потом приступ был из грудины. Еле отдышался. Все, думал, дуба в этот раз точно дам окончательно: но отчего-то не огорчился и не испугался. Просто на душе так стало мерзотно, словно новая свежая гадость под сердцем поселилась, с зазубриной и ржой.
И другой день, второй после события, не лучше первого стал, похожим получился, но уже без истерики, а наоборот, целиком мертвый весь, напоминающий тихий отходняк такой, без родных и близких, с незакрытой обидой, нечистым телом и неуспокоенной совестью. А на третий – решился поесть кое-как, тут-то и раздался звонок.
Человек, что стоял в дверях, был видный и серьезный: это было понятно сразу – по тому, как насмешливо он смотрел и не смущался. Так смотрели когда-то его, Чапайкина, сотрудники, так сам он их учил. Так и сам он смотрел когда-то, и так его когда-то учили другие. Если бы не тонкой импортной шерсти идеально подогнанный по фигуре светлый костюм без галстука, не такие же светлые, в тон костюму, без заломов и морщин, тускло поблескивающие чистым и матовым туфли и не легкомысленно перекинутый через плечо кожаный ремешок, соединенный с такой же кожи элегантным портфелем, Глеб Иваныч наверняка подумал бы, что человек этот из «наших», в смысле, из тех, кто был «его» когда-то, но теперь перестал им быть. А так, в общем, получался просто опасный незнакомый хлыщ. Дальше он подумать не успел, потому что человек широко улыбнулся и спросил:
– Гражданин Корейко? – и еще шире улыбнулся. – Александр Иванович?
Чапайкин недоуменно пожал плечами.
– Ошиблись, – неулыбчиво ответил он визитеру, – нет здесь таких, – и уже собрался было захлопнуть дверь, но мужчина и не подумал отступить назад. Он задержал дверь рукой и уточнил:
– Дело в том, что у нас для вас приятное известие, Александр Иванович, у нас имеется кое-что из утраченного вами имущества.
Чапайкин вздрогнул, но одновременно и насторожился:
– Кого, говорите, надо вам, товарищ? Как вы фамилию назвали?
Мужчина убрал с лица улыбку, и тут до Глеба Иваныча сразу дошло, что ее там никогда и не было. Человек снял с лица темные очки и на этот раз вполне серьезно произнес:
– Вас… Вас мне и надо, Глеб Иваныч. Именно вас, если вы Глеб Иванович Чапайкин и есть.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу