Соно Аяко - Синева небес

Фудзио молчал.

— Как ты его убил?!

После этого Фудзио вовсе умолк, вспомнив о своем праве не отвечать. Сержант Хигаки тоже молчал и только сверлил Фудзио презрительным взглядом.

Эта ситуация затянулась на добрых три часа. Фудзио решил полностью замкнуться в себе. Правда, громкий голос Такарабэ мешал ему размышлять, но Фудзио выработал стратегию поведения.

Если Хигаки начнет угрожать, нужно будет немедленно потребовать адвоката. Фудзио уже просил какого-нибудь адвоката, но почему-то никто так и не появился. Но если он, Фудзио скажет, что признался под давлением и без адвоката, то полицейским не поздоровится.

Это Фудзио уяснил еще работая в отеле. Он свел знакомством с одним коммивояжером, поставлявшим мастику для полов. Хотя Фудзио и не пил, но вечерами часто сидел с ним в каком-нибудь баре и слушал его рассказы. У коммивояжера была судимость. В молодости он отбыл тюремное наказание за то, что, подпоив снотворным работавшую в его магазине семнадцатилетнюю девушку, изнасиловал ее.

— Она-то радовалась, что я куплю ей сумочку… Я тогда многое узнал. Адвокатов все уважают, но среди них немало прощелыг.

— А прокуроры не опускаются до такого?

— Да все они одного поля ягода. Некоторые прокуроры лебезят перед адвокатами.

— Почему?

— Прокурор может переквалифицироваться в адвоката. У адвоката статус выше. Вот многие молодые прокуроры и хотят поскорее выйти в отставку, стать адвокатами, зарабатывать бешеные деньги. Такие заискивают перед адвокатами, которые когда-то тоже были прокурорами. Они хотят жить хорошо.

Фудзио не знал, насколько это соответствует истине. Но у него не шли из головы слова о том, что нельзя надеяться на адвоката, что нужно самому бороться за себя.

Фудзио заявил, что обдумает ситуацию вместе с адвокатом, если ему предоставят эту возможность. Полицейские, вероятно, решили, что он хочет сделать признание, поэтому накануне его вызвали в комнату для свиданий, сказав, что пришел адвокат.

Комната для свиданий была такой же тесной, как и комната для допросов. Ее разделяла пластиковая перегородка, позволявшая слышать собеседника, но не позволявшая передавать заключенным какие-либо вещи.

— Я ваш адвокат, меня зовут Юдзо Тагами. Наш разговор должен происходить наедине, без свидетелей.

При этих словах охранник медленно вышел из комнаты для свиданий.

Фудзио послушно уселся на стул и посмотрел на адвоката.

На вид ему было далеко за семьдесят. Он был слегка лысоват, в очках, и явно страдал дальнозоркостью.

— Ко мне обратился Сабуро Морита. Я решил взяться за это дело и защищать вас в суде. Он ведь муж вашей сестры? — уточнил Тагами. У него был какой-то характерный выговор, но какой именно, Фудзио не мог определить.

— Да.

— Морита-сан обратился ко мне официально. Поэтому попрошу заверить личной печатью ваше заявление о том, что вы просите меня быть вашим адвокатом. Но должен предупредить: если вы хотите, чтобы я помог вам, вы должны говорить мне всю правду, без утайки. В противном случае вы окажетесь в сложном положении.

Фудзио молча смотрел на Тагами. Он заметил, что к пиджаку адвоката прилипли засохшие зернышки риса, испачканные соевым соусом. Фудзио подумалось, что такие вещи бывают довольно часто. Сам он редко носил галстуки, но знал, что многие мужчины считают галстуки чем-то вроде салфеток, на которые неизбежно летят капли бульона, когда они едят рамэн. [46] Рамэн — традиционная китайская лапша. Ничего нет необычного в том, что на лацкане пиджака адвоката остались зернышки риса; причем, засохли они еще несколько дней назад. Но сердце Фудзио пронзило отчаяние, острое, как льдинка.

— В обвинительном акте сказано, что 18 апреля в 19 часов 30 минут вы совершили наезд на велосипедиста на перекрестке Такады и скрылись с места происшествия. Это верно?

— Да.

— Почему вы тогда не остановились? Вы же видели, что сбили человека?

— Я не остановился, потому что он сам в меня врезался. Именно он был виновником аварии. Причем он тут же самостоятельно поднялся на ноги. Я что, должен был помогать этому дураку?

— Почему во время допроса в полиции вы не сказали об этом?

— Господин адвокат, будет вам, в самом деле! Во-первых, я здесь никому не доверяю. Может, вы и верите тому, что мы беседуем без свидетелей, но я не такой наивный. Вся эта комната наверняка утыкана подслушивающими устройствами. Поэтому я не хочу ни о чем здесь говорить.

— Однако нам больше негде беседовать!