Фредерик Бегбедер - Идеаль

Я хотел только одного (сам о том еще не догадываясь) — чтобы меня как можно дольше окружали материнской заботой. Когда ребенок становится подростком, мать перестает к нему прикасаться и выпускает его в люди. По достижении половой зрелости наше тело прекращают обнимать, баюкать, теребить, облизывать, ласкать, щупать и массировать. Одно я знаю точно: человеческой коже требуется немереное количество поцелуев в день, в той же степени, в какой его желудку необходима пища; а получает он это только в самом начале своей жизни (если еще повезет, конечно); начиная лет с тринадцати-четырнадцати до нас дотрагиваются гораздо реже. Вследствие антипедофильной паранойи ситуация только ухудшилась: попробуй прикоснись к подростку, и схлопочешь три года тюрьмы в ожидании, пока суд решит, мифоман ли этот юнец или правда травмирован. Западу пришел конец. Наши 2000 см 2кожи алчут прикосновений, эпидермис ощущает острейшую нехватку губ. Отсюда бешеный успех спа: народ готов раскошелиться, чтобы их полчасика помацали (пара-тройка шлепков хоть отчасти восполняет дефицит поцелуев). Мы подсели на желание, как на наркотик. Нам требуется ежедневная доза новых непорченых тел, общество заточило нас на поцелуи, словно вечных детей, избалованных и беспамятных эгоцентриков. Что касается меня, то свой минимальный дневной рацион поцелуев я оцениваю примерно в тысячу. Если моя шея не войдет в контакт с влажными губами тысячу раз в день, на меня будет страшно смотреть. Взгляните сами: я похож на украинского президента! Надо бы исправить текст «Отче наш»: «Поцелуй наш насущный даждь нам днесь».

Да, да, поцелуи, нежные поцелуи лучше грубой любви, ах уж этот русский междусобойчик, ОТЕЦ МОЙ, ЗНАЛИ БЫ ВЫ! Я всегда обожал смотреть, как девушки целуются взасос, особенно если они при этом носят бусы. Какая красота, глаз не оторвать. И если вы предпочитаете глядеть на небеса, а не на девицу, которая расстегивает подружке кофточку, чтобы напрячь ей соски кусочком льда, это ваши проблемы. А как они извиваются, чтобы снять лифчик, — гремучие змеи отдыхают! Мне кажется, я вполне нормален. «Мне всегда хотелось, чтобы женщины были красавицами и лесбиянками», — говорил Селин. Он во многом ошибался, но тут с ним нельзя не согласиться. Да, я знаю, у меня получится, я изменюсь, стану с Божьей помощью другим человеком, выброшу на помойку прежнего Октава, который гонялся за золотым тельцом и сыпал дорожку на зеркало, чтобы заодно собой полюбоваться. Мне наскучили бабы в «Валентино», жующие жвачку с корицей на сталинской яхте («Максим Горький»). Умастив тело ароматным маслом с пайетками, они вешают крестик меж грудей — условный знак. Мне осточертели novi ruski, которые поклоняются своему проклятому ЗОЛОТОМУ ТЕЛЬЦУ, НА ПОМОЩЬ, ОТЕЦ, спокойно, на чем я остановился?

Умудрившись расстаться со всеми, кого любил, я, судя по всему, просто пытался воспроизвести свое детство. Сколько ужимок и прыжков ради того, чтобы не состариться! Вечное мальчишество — залог долгой молодости. Для этого достаточно любить женщин, которых нет, и бросать тех, что имеются в наличии. Может, в любви я просто позер? Какой позор! Я, случалось, принимал наркотики, чтобы вызвать в себе эмоции, которых не испытывал. Но что поделать, если я желал всех женщин подряд? Теннесси Уильямс несет чушь: желание не трамвай, а щиколотка, округлость бедра или груди, мурашки на коже, полуприкрытые веки, изгиб талии, пушок на опущенной лопатке, подъем ноги в лакированной сандалии или граница загара, мелькнувшая в вырезе, — вот и весь день насмарку. Меня тошнило от собственной пошлости, но на самом деле я просто боялся женщин и их растущей власти. Я боялся, что они ускользнут от меня или, того хуже, решат остаться со мной. Я боялся собственной лжи. Боялся, что они не поверят или, не дай бог, поверят в нее. Что они меня полюбят или разлюбят. Я всех их хотел и ненавидел за то, что они проходили мимо, даже не обернувшись. Но стоило им ответить мне согласием, как я начинал от них избавляться, а в ту минуту, когда они посылали меня, — влюблялся. Я задыхался от присутствия женщин, равно как и от их отсутствия. Может, я просто их не переваривал? У баб накопились целые тысячелетия причин нас ненавидеть. Чтобы отомстить за долгие века мужского владычества, они желают нам зла, стремятся укротить пас, поработить, свести на нет и замуровать в четырех стенах. Для начала они нас кастрировали, а теперь жалуются, что мы их, видите ли, больше не трахаем! Дав нам жизнь, они сделали все, чтобы отравить ее. Возможно, со временем эта ненависть стала взаимной — мужчины взъелись па женщин зато, что те ничего им не спускают. Я уже сказал вам: началась война. Следующая схватка будет уже не между странами или религиями — мужчины ополчатся против женщин, и тут уж спасайся кто может. Но пока суд да дело, мужики станут женоненавистниками, а затем геями. Может, я уже поголубел, но почему тогда меня так и тянет приласкать сфеерические груди и шелковистые волосы? Будучи педрилой, я думаю, не следует заставлять себя спать с женщинами. Вряд ли я латентный гомосексуалист, но, увы, живя с одной женщиной, я постоянно заглядывался на других; конечно, она страдала, но ведь и мне тоже было больно, и вот с этой болью — болью человека, не умеющего сдержать свой пыл, любопытство, оторопь, — решительно никто не считался. Терзания «Мужчины, который любил женщин» Трюффо отнюдь не смешны, они заслуживают всяческого уважения. Никто не воспринимает всерьез его ненасытность и способность восхищаться каждой новой красоткой. Дон Жуан всегда предстает подлым предателем, пускающим слюни старпером, пафосным развратником. Мерзотный возврат морали (в частности, той, что лоббируется весьма пуританской глянцевой прессой, которая частенько является единственным чтением девушек до двадцати четырех лет) привел к тому, что бедного хотиста, рискнувшего положить глаз на кого-нибудь кроме своей Жены, все клеймят, громят и размазывают по стенке. Хотя это столь порицаемое и отрицаемое наваждение изводит величайших поэтов, художников, писателей и режиссеров — всех тех, кто подсел на экстаз и неизменно поклоняется дарам неба, особенно если последние носят просвечивающие майки и колье из скрученных ниток искусственного жемчуга.