Чак Паланик - Незримые твари

Брэнди зовет:

- Эви!

И опаленная голова Эви просовывается обратно через парадные двери.

- Брэнди, сладенькая моя, - говорит Эви. - Да это же лучшее бедствие, из которого ты когда-либо выбиралась!

Эви подбегает ко мне, целует меня мерзкой растаявшей помадой и говорит:

- Шэннон, я просто не знаю, как тебя благодарить за такие добавки разнообразия в мою нудную жизнь.

- Мисс Эви, - произносит Брэнди. - Ты можешь творить что хочешь, но, девочка, ты совершенно промахнулась в пуленепробиваемую часть моего жилета.

Переключимся на правду. Я дура.

Переключимся на правду. Я стреляла в себя сама. Дала Эви считать, что это сделал Манус, а Манусу - что Эви. Наверное, именно это привело их к разлуке. Именно это заставило Эви держать под рукой заряженное ружье на случай, если Манус придет и за ней. Тот же самый страх вынудил Мануса прихватить разделочный нож в ночь, когда он явился пред мои очи.

Правда в том, что никто здесь не злой и не глупый настолько, насколько я пыталась изобразить. Кроме меня самой. Правда в том, что в день происшествия я выехала из города. Наполовину подняв окно, вышла из машины и выстрелила через стекло. На пути назад, в город, свернула с шоссе к выезду на Грауден-Авеню, к выходу на Мемориальный госпиталь Ла Палома.

Правда в том, что я сильно подсела на роль красавицы, а от таких вещей нельзя просто развернуться и уйти. Если подсядешь на все это внимание - надо завязывать резко. Я могла побрить голову наголо, но волосы бы отросли. И даже лысой - все равно я могла бы слишком хорошо смотреться. Лысой я могла бы привлечь даже больше внимания. Были варианты разжиреть или пить без меры, чтобы испортить себе внешность, но мне хотелось быть уродливой и при этом сохранить здоровье. Морщины и возраст маячили еще слишком далеко. Должен был найтись какой-то способ получить уродство мгновенной вспышкой. Мне нужно было разобраться с собственной внешностью раз и навсегда, иначе меня постоянно преследовало бы искушение все вернуть.

Знаете, вот смотришь на этих уродливых сутулых девчонок - как же им везет. Никто не вытаскивает их на ночь, и они могут спокойно готовить тезисы на докторат. На них не орут фотографы журналов мод, ругая за больной вросший волосок в области бикини. Смотришь на обгоревших, и думаешь: сколько же времени они экономят, не глядя постоянно в зеркало, чтобы проверить, не навредило ли солнце коже.

Я хотела каждодневную уверенность в своем уродстве. То, как хромая деформированная девчонка со врожденными дефектами едет в машине, опустив окна и не переживая, как ее волосы выглядят на ветру, - вот такого типа свободу я искала.

Я устала быть низшей формой жизни просто из-за того, как выгляжу. Торгуя внешностью. Обманывая. Никогда не делая настоящих достижений ни в чем, но все равно получая признание и внимание. Я чувствовала себя ни в чем ином, как в ловушке гетто красоты. Погрязшая в стереотипах. Лишенная побуждений.

В этом плане, Шейн, мы с тобой очень даже родные брат и сестра. То была самая большая глупость, которая, как я надеялась, спасет меня. Хотелось отбросить идею о том, что все в моей власти. Устроить взбучку. Найти спасение в хаосе. Мне нужно было вырасти заново, чтобы увидеть, смогу ли я справиться с этим. Взорвать зону личного комфорта.

Я притормозила у выхода и сдала назад, на то, что называют "аварийной полосой". Помню, еще подумала: как в тему. Помню, что подумала: какой это будет кайф. Реконструкция меня. Отсюда моя жизнь вроде как начнется совсем заново. В этот раз я могу стать, там, великим хирургом по мозгу. Или могу художницей. Всем будет плевать, как я выгляжу. Люди просто будут смотреть на мое творчество, - на то, что я делаю, вместо того, чтобы просто хорошо выглядеть, - и люди будут любить меня.

Что подумала последним: по крайней мере, я снова буду расти, мутировать, эволюционировать, приспосабливаться. Мне будет брошен физический вызов.

Не могла усидеть на месте. Достала пистолет из отделения для перчаток. Натянула перчатку, для защиты от пороховых ожогов, держа пистолет на расстоянии вытянутой руки через разбитое окно. Было совсем не похоже на то, как обычно целишься на расстоянии в каких-то два фута. Этим способом я даже могла себя убить, но на тот момент такая мысль не казалась особо трагичной.

Эта реконструкция сделает пирсинги, татуировки и клеймения такими слабенькими на вид, - всякие мелкие революции сферы мод, все такие безопасные, что только они и становятся модными. Мелкие притворные попыточки отвергнуть красоту, которые в итоге лишь подчеркивают ее.