— А вы, господин принц, все так же молоды и здоровы. Но лет десять назад я бы вызвала вас на соревнование.
— Ах, госпожа Масиба. Я и сейчас вам не соперник. Проплыву пятьдесят метров и задыхаюсь. И все-таки как великолепно искупаться здесь в Готэмбе. Вода чуть холодновата… — и принц, словно ненужные украшения, стряхнул с себя капли воды. По бетону черными точками рассыпались брызги.
Принц не замечал, что когда он старается вести себя в соответствии с послевоенными веяниями, слишком просто и неофициально, люди порой воспринимают это как безразличие. Когда отпала необходимость сохранять достоинство, он уже мог глубоко не вникать в человеческие связи. Принц не допускал даже мысли о том, что кто-то может питать такое же, как он, отвращение к традициям, пренебрегал теми, кто и сейчас придавал этому слишком большое значение, и его слова «У такого-то абсолютно отсутствует чувство нового» значили то же самое, как если бы прежде он сказал: «Такой-то низкого происхождения». Людей прогрессивных принц определял как людей, которые, как и он, «задыхались, скованные традициями». В результате не хватало буквально одного шага до парадоксального вывода о том, что принц по своему рождению человек из народа.
Хонда впервые видел его лицо без очков, которые тот снял, прежде чем войти в воду. Очки для принца были мостом, соединявшим его с важным миром. Когда этот мост оборвался, на лице принца, может быть от слепящего света солнца, появилось неопределенно печальное выражение — то ли оно было присуще ему всегда, то ли появилось теперь.
По сравнению с ним ее высочество, чуть склонная к полноте, даже в купальном костюме была исполнена благородства. Когда, плывя на спине, она поднимала руку и улыбалась, то выглядела на фоне гор Хаконэ прекрасной резвящейся в воде птицей. Окружавшие не могли не чувствовать, что ее высочество из тех редких людей, которые знают, что такое счастье.
Хонду в какой-то мере раздражали внуки Масибы, которые, поднявшись из воды, окружили бабушку и благовоспитанно беседовали с принцем и его супругой. Темой их разговоров была исключительно Америка — старшая сестра рассказывала об элитарной частной школе, в которой она там училась, братья все говорили об американских университетах, куда они поедут учиться, как только окончат университет в Японии. Америка, Америка… Там уже телевидение, как хорошо было бы, если бы оно было и здесь, но при нынешнем положении телевизором в Японии можно будет наслаждаться лет через десять, никак не раньше.
Вдова, которая терпеть не могла разговоры о будущем, поспешно оборвала эту тему:
— Вы что это, издеваетесь надо мной, разговаривая о том, чего я не увижу? Вот буду вам являться каждый вечер, когда вы будете смотреть телевизор.
Выглядело довольно странно, что бабушка контролирует разговоры молодых людей, а молодые люди прислушиваются ко всему, что бабушка скажет. Хонде эти внуки напоминали мудрых кроликов.
Он уже приноровился встречать гостей, и те один за другим появлялись на террасе в купальных костюмах. Госпожа Цубакихара и Иманиси, еще в одежде, окруженные раздетыми, в купальных костюмах гостями с ближних дач, приветственно махали руками с другой стороны бассейна. Иманиси был одет в яркую рубашку с крупным рисунком, которая ему не шла, госпожа Цубакихара была в черном шелковом кимоно, которое, как обычно, напоминало траурное, и на фоне сверкающего бассейна казалась зловещим черным кристаллом. Хонда сразу оценил эффект: простодушная женщина и не подозревала, что Иманиси, конечно же, нарочно, чтобы посмеяться над ней, надел эту яркую рубашку.
Эти двое, отстав от веселившихся гостей, медленно шли вдоль бассейна — в воде колыхались черная и желтая тени.
Их высочества хорошо знали и Иманиси, и госпожу Цубакихара. Принц, в частности, после войны часто бывал на так называемых встречах деятелей культуры и достаточно откровенно беседовал с Иманиси.
— Вот пришел интересный человек, — сказал он Хонде.
— Я последнее время совсем не сплю, — непринужденно произнес Иманиси и, как только сел, достал смятую пачку заграничных сигарет, отбросил, сразу же вынул другую, надорвал ее, постучал по дну и ловко подхватил губами выскочившую сигарету.
— Да-а? Это, пожалуй, мучительно, — сказал принц, ставя на стол пустую тарелку.
— Да не скажу, чтобы мучительно, но ночью мне обязательно бывает нужен собеседник. До утра говорим, говорим, а перед рассветом такое ощущение, будто мы приняли яд, чтобы умереть. Торжественно выпиваешь снотворное и засыпаешь. Просыпаешься и видишь самое обычное утро.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу