Александр Рекемчук - КАВАЛЕРЫ МЕНЯЮТ ДАМ

Всё это — крепкие актерские работы. Но они остались образами иллюстративными, дающими лишь узнаваемость, и как бы оттеняющими две самые главные партии фильма: Иннокентий Смоктуновский в роли Петра Ильича Чайковского и Антонина Шуранова в роли Надежды Филаретовны фон Мекк.

О них можно сказать, что они дали своим персонажам жизнь, зависящую лишь отчасти от прототипов: их душевная драма в отдалении друг от друга (да-да, ведь это очень важно: они — по жизни и по сюжету — существуют порознь, между ними никогда не было непосредственного контакта), — эта драма полна смысла уже сама по себе, подлинна и, вместе с тем, строго соответствует канве биографического фильма.

Греховная, с точки зрения общественной морали (добавим, что и с точки зрения самого Чайковского — греховная, он страшно мучился этим!) жизнь великого музыканта, слава богу, не потребовала иллюстраций: вся полнота этой трагической темы нашла свое воплощение в глазах актера — и там эта тема соединилась с трагедией человеческой жизни вообще, поскольку, как известно, жить вредно — от этого умирают.

Лишь в единственном и проходном эпизоде режиссер фильма, может быть уступив настояниям продюсера, позволил себе кинематографическую шалость: в сцене прогулки Петра Ильича на деревенском пленэре, на тропиночке меж высоких хлебов, композитор, походя, размахивает тростью, тыча ею в пухлую задницу плетущегося впереди слуги...

Когда я теперь иногда смотрю видеокассету, купленную на Горбушке, то испытываю удовольствие следопыта, отслеживая в картине «отпечатки пальцев» того или иного автора фильма.

Так, например, финальные кадры, где по заметенным снегом улицам Петербурга, мимо Исаакиевского собора, едет телега, груженная свежесколоченными гробами — в городе холерный мор, — напоминают мне о том, что режиссер Игорь Таланкин незадолго до «Чайковского» снял отличный фильм «Дневные звезды» по книге Ольги Берггольц, — и это, вполне естественным образом, ассоциировалось в его творческой памяти с леденящими душу видениями блокадного Ленинграда...

А когда я смотрю большую и многолюдную сцену в нотной печатне Юргенсона на Неглинке, куда музыканты пригласили Петра Ильича Чайковского ради смотрин его молодой супруги — Антонины Милюковой, — и она, в рое знаменитых бородачей, жеманится, кокетничает, хихикает, как торгашка с ярмарки, — и вот уже гомерический недобрый хохот сотрясает стены печатни, а сам новобрачный все более погружается в меланхолию, чреватую попыткой самоубийства, — я вдруг узнаю в колорите и живости этой сцены приметы другого фильма по сценарию Юрия Нагибина, а именно — «Директора», эпизоды свадьбы в Замоскворечье, где среди подгулявшей матросни сидит лучезарная невеста, купеческая дочь Сашенька Феофанова...

Но особый интерес для зрителя-следопыта представляет калейдоскоп эпизодов, связанных с итальянской оперной певицей Дезире Д'Арто, в которую, как полагают все авторы, включая Нину Берберову, был влюблен Петр Ильич Чайковский.

Певицу Дезире в фильме играет балерина Майя Плисецкая.

(Вы помните, как она впечатлила Дмитрия Зиновьевича Тёмкина в «Анне Карениной», в роли Бетси?).

Сначала Петр Ильич внимает в концертном зале ее голосу: она поет, конечно же, романс Чайковского «Средь шумного бала», ей же и посвященный. Пение балерины озвучено певицей Галиной Олейниченко.

Потом изображается катание на тройках, с колокольчиками, по заснеженным дорогам ближнего Подмосковья. И впрямь: какой же может быть русско-американский музыкальный фильм без сугробов, без троек, без колокольчиков?.. Кощунственно даже думать, что без этого можно обойтись хотя бы однажды!

Но в данном случае аллюзия еще более глубока и значительна.

Этот эпизод должен вызвать у любого грамотного кинозрителя воспоминание о том, как в рассветный час по аллее Венского леса неспешно катится пролетка, в которой сидит влюбленная пара: композитор Иоганн Штраус и певица Карла Доннэр. Вот ранние лучи солнца пронзают кроны деревьев, птички заходятся радостным щебетом. И, как бы вплетая свой голос в этот птичий щебет, Карла Доннэр, ликом и голосом Милицы Корьюс, начинает петь: «А-а, а-а, а-а, а-ааа...» И тут Иоганн Штраус, уловив ритм вальса, начинает постукивать подошвой, помахивать рукой, подпевать ей, — и в результате мир обретает вальс «Сказки Венского леса».

(Ведь мы еще не забыли о том, что продюсером «Большого вальса» был именно Дмитрий Тёмкин!).

И вот в «Чайковском» появляется как бы вариация этого хрестоматийного эпизода.