Юрий Карлаш - Мир, который рядом

- Я не стукач, и ничего слушать не собираюсь.

- Хорошо… Посмотрим, как ты через неделю заговоришь. Пошел вон на полы!

Что такое «полы» я уже упоминал выше. Я, с моей дико ноющей ногой, попер тереть пол, но, не пройдя и до конца цеха, не выдержав боли, упал не в силах встать.

- Кто это там разлегся? – в дверях операторской стоял завхоз карантина по кличке «Ермак». - Помогите ему подняться и ко мне тащите.

С помощью двоих узников карантина я кое-как уселся на стул в операторской. Боль стала потихоньку утихать.

- Ну ты че на полу то валяешься? – с улыбкой начал беседу Ермак.

- Нога болит, не могу раком ползать.

- Я видел у тебя какие-то наколки на руках, откуда, с тюрьмы?

- Да нет, с воли. Я по воле музыкой занимался, сам играл, вот и набил себе несколько заморочек.

- А на чем играл?

- Я пел в основном, а так могу и за барабанами посидеть.

- А знаешь, есть такой барабанщик Дэйв Ломбардо?

- Конечно, слышал, это ведь драммер Слэйера, а их творчество мне по душе.

-Ну вот бля, хоть кто-то в этом гадюшнике нормальную музыку слушает, а то заезжают одни пидоры, да попсеры, даже поговорить не с кем. У меня здесь в лагере знаешь, какие диски есть? Тебе и не снилось, потом покажу. Значит, на барабанах играешь? Ну что ж, позже проверим, если пиздишь, не вылезешь отсюда до конца срока, понял?

- Зачем мне обманывать?

- Ну ладно, иди вату щипай. На полы тебя ставить не будут. Свободен пока.

Любовь Ермака к музыке спасла меня от злой участи подохнуть под ногами бригадиров и мусоров.

В бараке было не легче. Каждый день, возратившись с промзоны, мы занимались тем, что заправляли на время свои шконки. Тех, кто не успевал – били. Процедура умывания была тоже слишком напряжной. Надо было выстраиваться в очередь и стоять, смотря друг другу в затылок, пока не дойдешь до дежурного, который выписывал тебе бритвенный станок. На сухую побрившись и наскоряк постирав носки, выбегали на улицу для построения. Следующие пару часов уходили на строевую подготовку. Мне с моей ногой, приходилось туго. Вечером, еле доползая до шконки, я сразу проваливался в кромешную тьму. Сны мне не снились, и ночь пролетала в одно мгновение. Казалось, что от команды «отбой» до команды «подъем» проходило всего пять-десять минут.

Я уже начал было забывать разговор с завхозом, как вдруг в воскресный день меня вызвали в кабинет начальника отряда. В кабинете сидел Ермак.

- Ну что, барабанщик, пойдем в клуб.

Зал клуба выглядел стандартно-совково, как залы домов культуры. На сцене в углу стояла старенькая ударная установка.

- Ну иди, покажи класс.

Я сел за установку и стал играть различные ритм партии. Было видно, что Ермаку моя игра понравилась, так как он просил играть еще. Чуть позже в зале появился еще один зек.

- Смотри, Петруха, - обратился к нему завхоз, - смотри, какого барабанщика притащил!

- А что, неплохо играет, ты сможешь его завтра привести, когда ребята здесь будут?

- Приведем, Петь, не переживай, с промки его снимают, будет у вас испытание проходить.

- А кто такой этот Петя? - спросил я завхоза, когда мы покинули клуб.

- Да он председатель секции досуга по колонии. Отвечает за все культмассовые мероприятия в зоне. Парень отличный, советую подружиться. Завтра пойдешь в клуб, там тебя ребята музыканты еще посмотрят. Если подойдешь им, то будешь работать в самодеятельности. Единственное, что тебе надо сделать, так это отписаться побыстрее.

- Как понять отписаться, - не понял я.

- Ну явочки, явочки, дружок, без этого никак.

- Блин, я ведь уже говорил, что мне не о чем писать и не в чем признаваться.

- Ну тогда стучи на соотрядников, или сиди в карантине до конца срока.

- А что другого выхода нет? – ни как не мог успокоиться я.

- Другого выхода нет, пацан. Думай, или в клубе, в тепле сидеть, или с промки не вылезать и полы пидорить с утра до вечера.

«Как же быть, - думал я, - может, и правда делюгу какую-нибудь придумать? А вдруг раскрутят ещё? Ведь посадили уже ни за что, значит и раскрутить тоже запросто могут».

В карантине ни с кем общаться не хотелось, так как было понятно, что все здесь стучат друг на друга. Ведь не одному же мне предлагали это занятие. А сорваться отсюда побыстрее мечтал каждый. Поэтому, молоть языком в карантине было равносильно рытью могилы.

Утром, как и обещал завхоз, меня отвели в клуб. Здесь, по сравнению со вчерашним днем было много народа. Каждый занимался своим делом: кто играл музыку, кто рисовал, были даже какие-то жонглеры на сцене. Ко мне подошел мужичок лет сорока, держащий в руке гитару.